Муза для чудовища - стр. 3
От грустных мыслей меня отвлёк внезапно оживший внутренний телефон. Звонили с проходной.
– Вертихвостка, к тебе автор.
– Если по любви, скажите, что приём текстов окончен.
– ПонЯл. – Генрих Петрович был милейшим стариком, этакий благородный динозавр, смесь мушкетёра с гардемарином, если б он был лет на девяносто моложе, я б его обязательно на себе женила. Хотя бы для того, чтобы научить правильно ставить ударения в словах. Впрочем, как я и сказала, наш вахтёр был потрясным стариканом, единственным в моей жизни человеком, чьё произношение я не стремилась исправить. – Молодой человек, вы по любви? Любовь закончилась, идите домой.
«Вот так вот и разбиваются мечты», – усмехнулась я и вернулась к работе.
«Я влюблён, а ты любима.
Как хотел бы я, чтоб ты
Мне призналася в любви.
Бедам всем придёт конец –
И пойдём мы под венец».(прим. автора: найдено в Интернете)
После этого стихотворения я сняла красную отметку со стишка, в котором два раза встречается слово «вечный», и поняла, что, кажется, никакой Италии не будет.
Пятьдесят? Стасик сказал, пятьдесят текстов? Где я их возьму, если за целый час работы я не выбрала ни одного. Ну, может быть, один. Предварительно. С большой натяжкой.
«Ты люби и будь любима
в День Святого Валентина!» (прим. автора: найдено в Интернете)
Галка ругает меня перфекционисткой. Наверное, она права.
Я немножко порефлексировала перед тем, как вчитаться в следующую валентинку, но тут дверь моего кабинета скрипнула, и на пороге показался Макс Глебов.
Не знаю, можно ли было считать нас друзьями, Галка говорит, что нет, что я не знаю, что такое настоящая дружба, что для меня важнее идеальный стихотворный размер, вовремя помытая кружка и отсутствие пятен на рабочем мониторе, а друзья, любовники и подруги – это лишь раздражающие пятна, уродующие мой идеальный в своей чувственной стерильности мир.
Да, несмотря на свою любовь к бездарным стихам и приторным любовным романам, Галка всё-таки работала в одном из самых престижных издательских домов в стране, а «ИД Империя» бездарностей не держал.
Но я не об этом, я о Максе Глебове. Познакомились мы с ним в первом классе, и с тех пор почти не расставались. Даже сидели за одной партой. А когда я, разрушив все каноны и ожидания учителей и родных, решила поступать не на филфак, а в Радиотехнический институт, Макс скрипнул зубами, нашел дорогущего и жутко талантливого репетитора по алгебре, и мы поступили. Правда, уже к концу третьего курса я поняла, что на филфак я не пошла исключительно из чувства противоречия и природной вредности, но, во-первых, гордость, а во-вторых, принцип. Поэтому свой красный диплом я всё-таки выстрадала, как и Макс, между прочим.