Муссон - стр. 142

Эболи подобрал последние дары с любовью и пониманием.

Закончив молитву, отец и сын какое-то время молчали.

Наконец Хэл открыл глаза и вскинул голову. И тихо сказал, обращаясь к обернутому шкурами скелету на возвышении над ними:

– Отец, я пришел, чтобы забрать тебя домой, в Хай-Уилд.

Он положил на возвышение кожаный мешок.

– Держи открытым пошире, – велел он Тому.

Потом опустился на колени перед телом отца и поднял его на руки.

Оно оказалось на удивление легким.

Сухая кожа лопнула, небольшие клочки волос и обрывки кожи упали вниз. После стольких лет запаха разложения не осталось, лишь слегка пахло пылью и лишайниками.

Хэл опускал скрюченное тело в мешок, ногами вперед, пока на виду не остался только пустой древний череп. Хэл помедлил. И, легко касаясь, погладил длинные пряди поседевших волос.

Увидев этот жест, Том был потрясен уважением и нежностью, которые тот продемонстрировал.

– Ты его любил, – сказал он.

Хэл посмотрел на сына:

– Если бы ты его знал, ты бы тоже его полюбил.

– Я знаю, как я люблю тебя, – откликнулся Том. – Так что могу догадаться.

Хэл одной рукой обнял сына за плечи и на мгновение крепко прижал к себе.

– Моли Бога о том, чтобы тебе никогда не пришлось исполнять такой же тягостный долг для меня, – сказал он и, опустив голову сэра Фрэнсиса Кортни в мешок, крепко затянул шнур. И встал. – Теперь нужно идти, Том, пока шторм не набрал полную силу.

Подняв мешок, он осторожно повесил его на плечо и вернулся к выходу из пещеры.

Эболи ждал их снаружи. Он протянул руку, чтобы избавить Хэла от ноши, но Хэл покачал головой:

– Я сам понесу его, Эболи. А ты веди нас.

Спуск оказался намного тяжелее, чем подъем. В темноте под ревущим ветром ничего не стоило потерять тропу и сорваться в пропасть или наступить на каменистую осыпь и сломать ногу. Однако Эболи уверенно вел их сквозь ночь.

Наконец Том почувствовал, что спуск стал более плавным, а камни и галька под ногами уступили место плотной земле, а затем и хрустящему береговому песку.

Яркая голубоватая молния зигзагом прорезала тучи, и на мгновение ночь превратилась в сияющий полдень.

В это мгновение впереди взору открылся залив, бьющаяся о берег вода, вспученная волнами и пеной. Потом тьма опять сомкнулась вокруг них, и раздался удар грома, от которого едва не лопнули их барабанные перепонки.

– Баркас на месте! – с облегчением прокричал Хэл сквозь шум ветра.

Мгновенно вспыхнувшая в свете молнии картина лодки отпечаталась в его голове.

– Зови их, Эболи!

– Эгей, «Серафим»! – проревел Эболи.

Сквозь шторм до них донесся ответ:

– Эгей!

Это был голос Эла Уилсона, и они поспешили по дюнам в его сторону.