Муассанитовая вдова - стр. 12
– Так вот, когда я услышал о катастрофе, то первым делом подал заявку на сравнение наших с тобой образцов крови на совместимость. Восемьдесят два процента, Селеста!
Он незаметно перешел на «ты», но учитывая, сколько лет мы знакомы, я наплевала на отступление от этикета.
– На три процента ниже, чем у нас с Мартином, – произнесла на автомате и прикусила язык, ожидая очередной вспышки неконтролируемых пошлостей.
Додумалась же на светском мероприятии сравнивать, чьи сперматозоиды лучше подходят моей яйцеклетке! Но в ответ услышала лишь веселое хмыканье.
– Поверь, есть вещи, которые измеряются не только процентами.
Как же мне хотелось закатить глаза! Эту фразу я слышала буквально от каждого второго ухажера, пытающегося за мной ухлестнуть.
– Юдес, прошу прощения, но это неэтично. Я ношу траур по супругу и не настроена на отношения.
– Пфф! – А Лацосте закатить глаза не постеснялся. – Можешь и дальше строить из себя несчастную вдову, но на меня это не сработает. У меня очень чувствительные рога, дорогая Селеста. Я не слышу в тебе и тени сожаления о смерти Гю-Эля. Ты его никогда не любила, а вот я тебе нравлюсь.
Не удержалась и фыркнула.
– Самонадеянно.
Партнер по танцу много раз бывал у нас и в пентхаусе в столице, и в загородном особняке. Они с Мартином оба работали в Аппарате Управления Планетой, а потому частенько запирались в кабинете мужа и решали срочные служебные вопросы. На фоне чопорного и озабоченного общественным мнением супруга его коллега действительно всегда выглядел… живее, что ли? Юдес, будучи у нас в гостях, мог спокойно позволить себе запрокинуть голову и громко расхохотаться или отпустить неприличную шуточку. Замечаний ему Мартин не делал – Лацосте ветвь потомственных аристократов как-никак, но при этом неодобрительно прицыкивал языком и надувал щеки точно хомяк.
Танец подходил к концу. Юдес вновь закрутил меня, а на звенящей ноте скрипки буквально распластал по своей каменной груди. Наверное, со стороны это выглядело эффектно, но на деле… Ноги уже гудели, дурацкие крупные серьги оттягивали уши, а муассанитовое колье, которое я надела на этот вечер скорее по привычке, намертво вбитой Мартином в подкорку, ощущалось удушливым ошейником. И когда Юдес уложил меня на себя и фактически заставил уткнуться в его шею, я с трудом обуздала вспыхнувшее раздражение. От него пахло терпко-резким цитрусовым мужским одеколоном и неожиданно сладким клубничным шлейфом женских духов. И зачем ему я? Танцевал бы себе с той «клубничкой».
Музыка полностью смолкла. Я попыталась вырваться из железных объятий-тисков, но стоило посмотреть в чернильные глаза напротив, как мир закружился быстрее, чем в танго-милоренго.