Муаровая жизнь - стр. 4
Он был прекрасен в своей форме, статен и высок, военная выправка; казалось, она влюбляется все больше. Но в вечернее время прогуливаться с человеком в форме под ручку, где в петлицах на темном фоне красовались золотистые курсантские знаки отличия, было опасно. Поэтому Терентий обязательно переодевался в гражданское, а на Привозе приобрел липовый студенческий билет Сельскохозяйственного института.
Но радость их совместной жизни огорчилась новостью, которая должна была ее только укрепить.
– Избавься от него!
Такого Настя не ожидала услышать.
– Как это избавиться? Я не могу, – голос дрожал. Взяв перед этим его за руки, она их отпустила. Голос ее, всегда мягкий и нежный, даже в эти минуты не перешел на крик. Не верила она в то, что человек, стоящий перед ней, настолько красивый снаружи, может это произнести, человек, которого она считала до этого момента идеалом, за которого вышла замуж. Неужели он ее совсем не знает? Ведь если бы понимал ее внутренний мир, он никогда бы так не сказал. Она выбрала профессию, связанную с детьми, с преподаванием, разве она может причинить вред своему неродившемуся ребенку. Она пыталась заглянуть в его глаза. Но они были холодны и пусты. Неужели они всегда были такие, и она просто этого не замечала? Ее голубые глаза небесного цвета наполнялись слезами. Он лишь повторил:
– Я сказал тебе, избавься! Вам, женщинам, виднее, как это делается.
Про таких, как она, говорят – доброй души человек, но и внешне она была красива. Голубые, бездонные, всегда искрящиеся любовью и радостью глаза; светло-русые волосы, наследие польских корней, чаще всего сплетенные в тугую длинную косу; голос, всегда мягкий и негромкий. Когда говорила, внутри всегда ощущалось тепло. Ее стремление стать учителем оправдывалось, ведь именно такие, как она, должны обучать детей, прививая добро и ласку с детства. Она во всем могла найти добро и никогда не повышала голос, никогда не бранилась. Поэтому, имея ангельскую натуру, она не могла принять то, о чем просил ее он. «Избавься!» – это слово стучало в висках, оно засело в голове, она не понимала его и более не слышала, что он говорит о том, что не время, что это плохо для его будущей офицерской карьеры, что это только все усложнит. В его речи прозвучала и угроза расставания, и уговаривание, что так проще. Но она поняла лишь одно – этот человек любит лишь себя, и, оказывается, он совсем ее не знает.
Проговорив все, что считал нужным, он развернулся и ушел.
Она осталась стоять одна в сквере, в том самом, где он признался ей в любви, в том, где сделал предложение, в том, где, по ее мнению, он должен был подхватить ее на руки и закружить, узнав, что станет отцом. Стоял солнечный теплый июньский день. Сквер был наполнен прогуливающимися молодыми парами. Вечером здесь будет играть оркестр и будут танцы. Теплый ветер колыхал сочную зеленую листву на деревьях. Анастасия смотрела быстро уходящему человеку в спину, слезы душили ее. Порыв ветра сорвал с шеи платок, но она будто не заметила этого. Найти позитивное в слове «избавься» она не смогла, как ни старалась, просто решила, что поступит, как должна. Слезы подсохли, глаза снова заиграли огоньком, рука потянулась к животу, она улыбнулась, и мысль предстоящего материнства залечила душевную свежую рану на сердце. Но не знала она, что этот разговор является лишь малой трудностью на этом пути.