Можно всё - стр. 21
Я влюбилась в Нью-Йорк не сразу, но это произошло. Сложно объяснить, но, попадая в этот город, сразу чувствуешь себя причастным. Большинство его жителей – приезжие. Они гнались за свободой и самовыражением и добились-таки своего. Здесь как-то само собой получается, что ты всегда одет по первой моде, стоит только зайти в любой, даже самый дешевый магазин одежды типа «Forever 21». Ни в каком другом городе я не ловила такого воодушевления от простой прогулки: стоит только впервые пересечь Бруклин-бридж или потеряться на Таймс-сквер, как кажется, что ты часть какого-то большого кино. Но в свою первую поездку я не могла все это оценить. Мне было плохо, и реальность отвечала тем же дерьмом. Второй хост, к которому я вписывалась в Сохо, просто не пришел домой, и я спала на лестнице, обнимая чемодан, рядом с бомжом. Сидя на ступеньках пустой улицы под шум мусороуборочных машин (только в этом городе принято оставлять огромные мешки мусора прямо на тротуаре), мы с ним завели какой-то простой разговор о смысле жизни. Меня тогда поразило и одновременно порадовало то, что я способна найти общий язык даже с пропитым бездомным. Почему-то рядом с ним я чувствовала себя более уютно, чем в какой-нибудь пафосной компании. Наверное, потому, что он не притворялся, а значит, и я могла быть настоящей. Бездомный не посмотрит на тебя сверху вниз. Ему нечего терять, и оттого он прекрасен.
С утра я злилась на Нью-Йорк за то, что тот не предупредил меня о своей темной стороне. О том, какие маленькие тут квартирки у простых смертных, о том, сколько здесь бедности и криминала, и о том, как сложно каждый раз затаскивать чемодан по высоким ступеням метро. Но все это окупалось приятными моментами полной непредсказуемости, когда из грязи ты попадаешь в князи. Так, в последнюю ночь главный город мира все-таки решил меня приобнять. Уже третий хост (оставаться по каучсерфингу принято не дольше нескольких дней) позвал меня на вечеринку. Я в это время шла по мокрому от дождя городу с кучей пакетов с новыми шмотками в руках, цокая шлепками по пяткам и поливая тем самым свои джинсы грязной водой из луж. Карта привела меня к гигантскому небоскребу. Такого поворота я никак не ожидала.
– Hey! I’m here.
– Поднимайся на 52-й этаж, сдавай вещи и проходи.
На том самом 52-м меня встретила модельной внешности девушка в обтягивающем черном платье, такая высокая и красивая, что казалось, будто ее слепили из фарфора. Одно неловкое движение – и она разобьется. Девушка не подала виду, что обратила внимание на мой неуклюжий вид. Из ниоткуда в ее руках появилась вешалка. Она взяла мою куртку и движением руки показала, куда идти. И вот я в шлепках, растянутой футболке и джинсах выхожу в какого-то Кубрика: квартира, если можно ее так назвать, занимала весь этаж. Вместо стен – стекло, откуда открывается вид на весь ночной Нью-Йорк. Мужчины в костюмах, женщины в дорогих коктейльных платьях. В углу комнаты стоит огромный черный рояль, рядом с которым разместился маленький оркестр. Скрипка, контрабас и ударные. Барабанщик гладит свой инструмент кисточками, смычок девушки в красном взлетает вверх, пианист поправляет фалды фрака, и гости начинают аккуратно хлопать, пытаясь не пролить содержимое бокалов. Ну, твою мать. Я чувствую себя как уличный пес, который зашел за кем-то в открытую дверь. Но вот что поражает: никто и ухом не повел. Всем было совершенно наплевать на то, что я в шлепках и джинсах. Рамиро, мой хоуст, в костюме, конечно же, встретил меня с улыбкой. За сутки до мы накуривались с этим дредастым парнем у него дома в Бруклине. Такого преображения я не ожидала.