Мозаика жизни заурядного человека. Часть первая. Разбег - стр. 6
Так и повелось: решил однажды и… рано или поздно выполнил. «И что это за пробойная сила такая? – подумал я, – а не заложена ли она в лобной части моей плоской лицевой панели?» А для того, чтобы оно, это самое лобное место, было крепким, его надо было тренировать, то есть попадать в такие ситуации, когда лоб испытывался на крепость столкновениями с различными твердыми предметами.
Еще в детстве зимой мы, пацаны, цеплялись металлическими крючками за детали трамвая или автомашины и с гиканьем неслись на коньках, а иногда и на лыжах от пункта А до пункта Б. Однажды прицепили к трамваю длинную веревку, и трамвай поволок человек двадцать будущих чемпионов или инвалидов – кому как повезет. Я был в этой цепочке последним. Когда трамвай, сбавив ход, подходил к остановке, мне наскучило это еле-еле передвижение, и я выехал на момент из-за спин товарищей в сторону, чтобы посмотреть, далеко ли до остановки. Посмотреть я не успел. Я успел только выехать навстречу столбу и встретиться с ним, как вы сами понимаете, этим самым лобным местом. Когда я очнулся, вокруг меня толпилась вся группа из двадцати человек, каждый из которых тянулся дотро-нуться до здоровой шишки, выросшей на моем лбу и констатировать: «Фона… арь!!!»
Второй раз я испытал подобное воздействие между глаз, когда ехал на трамвае из школы мимо детской больницы. Ехал на трамвае – это значит на буфере. На этот раз металлическая балка, на которой лежало буферное сочленение, висела на цепях, и буфер вместе с этой балкой болтался из стороны в сторону. Я стоял на этом буфере, опершись на трамвай спиной, и с интересом наблюдал, как из-под меня выныривает и уходит вдаль трамвайная линия. Вдруг трамвай резко качнуло, буфер поехал по металлической балке в сторону, и я полетел, не успев сориентироваться, вниз. Вниз – это значит лбом об рельсу. Мне показалось, что рельса зазвенела, как один из музыкальных инструментов в оркестровой яме оперного театра. Лоб выдержал. Шапка стала мала и слезла на затылок.
А тренировки продолжались. Когда я учился уже в седьмом классе, я вовсю танцевал с знакомыми и незнакомыми девушками. На танцы ходили к военному клубу им. М. В. Фрунзе напротив Тобольских казарм. Зимой танцы были в самом клубе, где в духовом оркестре играли воспитанники военной части: Витя Мартьянов и Лев Ховрин – ученики нашего седьмого класса. Летом танцы были на летней площадке за клубом под радиоусилитель. Так вот, однажды летом группа парней ехала на трамвае от макаронной фабрики до Тобольских казарм. На трамвае – это значит, как я уже говорил, на буфере. На этот раз нас было трое. Я стоял спиной к трамваю, а двое – лицом к нему, уцепившись за оконные рамы. Перед самой остановкой трамвай опять-таки качнуло, и буфер съехал в сторону. Вся компания полетела вниз. Только по-разному. Двое из нас видели, куда летели, а я – нет. Извернувшись, я приобрел положение лицом вниз и очередной раз поцеловал лбом рельсу. Вместо звуков вальса я услышал шум, который через много лет, уже будучи радиофизиком, я назвал бы широкополосным. А тогда меня мало интересовал спектральный анализ возникшего шума. Меня интересовало другое – как теперь напялить на лоб фуражку, чтобы скрыть выросший на лбу рог. Фуражка не лезла.