Мойте руки перед бедой - стр. 33
Бося, тем временем, продолжил строгую речь: «Как странно… Я-то своих крепостных отпустил в Лифляндии в 1816-м, а в Тамбовской губернии в 1818-м. Все вышли с землёй, с начальными средствами. Я заплатил за каждого из них податей за пять лет вперёд в государственную казну.
И я не считаю себя либералом или освободителем! Мне так выгоднее. Эти люди на себя лучше работают. Я зарабатываю на помоле, распилке леса и причём для моих же бывших крестьян. Я уже все мои расходы покрыл и получил на всём этом прибыль. И я не выхожу на площадь с безумными заявлениями или протестами против государя или, тем более, против Империи!..
Так как вы ничем не можете доказать, что дело сие – политическое, судить мы вас будем как бунтовщиков и предателей Отечества, навроде[6] Емельки Пугачёва. А теперь – всех по камерам! В одном этапе с уголовными пойдёте, сволочи!».
Гордый «предводитель дворянства» удалился в свой угол и чинно присел на кровать, гордо выпятив грудь. После чего, мгновенно преобразился в обычного больного, запахнул халат, а благородство, написанное на его лице, сменилось робостью.
– Да…похоже, Бося реально умом тронулся, – констатировал окончательно протрезвевший Сергей Иванович.
– Отнюдь, – возразил ему Тимофей Иванович. – Это он нам сейчас пересказал речь Александра Христофоровича во время первого допроса декабристов.
– Кто такой Александр Христофорович? – полюбопытствовал Семён Семёнович, не стесняясь своей неосведомленности.
– Бенкендорф? Глава третьего отделения тайной полиции, – ответил Тимофей Иванович, – но тут интересно другое – Опять же, где наш сожитель мог услышать такие детальные подробности истории Российской империи?
– Однако! – удивился Свистунов и посмотрел на Босю. – Знатоков творчества Пушкина и даже Бзежинского, пожалуй, можно встретить среди нашей братии, но, чтобы Бенкендорфа? Впрочем, историки тоже среди нас есть.
Бося сидел в своём углу и теперь уже злобно исподлобья озирался по сторонам.
– Тогда, ясно! Интересно, что он нам ещё выдаст? – воскликнул Тимофей Иванович.
– Похоже, этому братцу вообще всё равно, что городить, лишь бы оказаться в центре внимания, – предположил Семён Семёнович.
– Я так не думаю… – возразил собеседник. – Есть опасения, что всё гораздо сложнее и опаснее.
– Чем опаснее? Кому? – уточнил Свистунов.
– Он что, своего вообще ничего не говорит? – вместо ответа спросил Тимофей Иванович.
– Ну почему же. Вполне нормальный товарищ, – равнодушно пожал плечами Семён Семёнович. Вся беседа проходила в присутствии Боси, который теперь поднялся с места и, весело напевая «жил был у бабушки серенький козлик», припрыжку направился к выходу. Вид у него был доброжелательный и несколько смущённый, вполне соответствующий маске «Сютэн-дзоудзи» – пьющего мальчика, который с рождения стал прикладываться к сакэ и был при этом силен и мудр. По-видимому, Бося – мальчик слышал всё, что о нём говорилось, и воспринял это как похвалу.