Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика - стр. 9
Все ранние произведения Юрия Полякова отображали то, что происходит в благословенном обществе равных возможностей, которое вот-вот пустят по ветру ленивые люди-начальники – и сноровистые люди-пройдохи. («Козлёнок в молоке», «Апофегей»). Однако самый дальновидный роман Юрия Полякова, «Демгородок», я бы переиздавала сегодня не столько для широкой публики, сколько для служебного пользования, – то бишь, для спецслужб.
Конечно, по самым первым чьим-то публикациям, мы, не будучи даже знакомыми, довольно хорошо знали цену тому, кто как пишет. И если в науке дорого то, что можно воспроизвести опытным путём, в литературе, как и в любом творчестве, – всё наоборот: ценно то, что воспроизвести невозможно. Самая старательная гладкопись ничего не стоит в сравнении с авторской, неповторимой, особенностью стиля. А самое правильное мировоззрение, облечённое в безликую или в подражательную форму, не способно оживить художественное произведение ни в малейшей мере. Так вот, удивляло и заинтересовывало сразу: детали в прозе Юрия Полякова – невоспроизводимы. Они увидены автором с самого неожиданного ракурса. Невоспроизводимы ироничные извивы, некие особенные смысловые виньетки, которые разъять на части и рассмотреть, как это выстроено, невозможно. Не случайно ведь с полным профессиональным уважением относились к прозе совсем ещё молодого Юрия Полякова большие мастера прозы – и Анатолий Ким, и Владимир Личутин.
Меж тем, в литературе начала XXI-ого века творилось что-то уж совсем невообразимое, сразу – по всем направлениям. Разгул либерализма в стране был таков, что у начитанных людей волосы вставали дыбом – от текстов новоявленных, официальных кумиров, представляющих литературу России на всех международных уровнях. «Кумиры» сидели во главе столов, рядом с губернаторами российских городов, на их роскошных приёмах. Прижимались перед телекамерами к первым лицам Государства. Пьяные от своей неожиданной значимости, они призывали наш терпеливый народ ко всё большему и большему покаянию – за то, что он никогда не совершал…
Патриотический фланг, не принимающий участия в модном истязании и бичевании традиционных русских ценностей, оказался втиснутым в крошечную резервацию, разместившуюся на печатной площади всего лишь двух литературных журналов. И такая литература не интересовала ни одно книжное издательство, потому как финансово поддерживалось государством лишь то, что идеологически было направлено против государства…
Какие-то слабопишущие писатели-подготовишки вдруг выскакивали из ниоткуда и занимали статусные должности в писательской иерархии, поучая ремеслу всех прочих. Образовалась даже целая прослойка банкетных писателей, которые брать литературные премии научились раньше, чем писать. И обнаружилось какое-то странное отсутствие мужских людей – носителей вполне определённых качеств: в конкурентной борьбе за собственное преуспеяние померкли вдруг в литературных деятелях, вчера ещё – очень приличных товарищах, и честность, и благородство, а главное – подевалось куда-то чувство ответственности за сам литературный процесс.