Моя война - стр. 48
– Олег, дай-ка гитару.
Старшина достал с полатей инструмент и протянул мне. Сашка Никитин восхищённо уставился на меня:
– А ты что, играешь?
– Ага! Малёха дёргаю струны.
– Ну, давай, Юраха, спой-ка нам что-нибудь новенькое.
Что-что, а песен я знал превеликое множество. Пока учился в Новосибирске, довелось даже поиграть в курсантском ансамбле. Запел «Мы выбираем путь…» из репертуара популярной группы «Земляне». Мужики прекратили разговоры и слушали внимательно. По окончании Санька захлопал в ладошки:
– Давай ещё, брат!
Соснович боднул меня в плечо:
– Замполит, споёмся. Ну даёшь! Ты ж классно играешь. А притворялся: «Для себя – для себя». Давай вместе. «Олесю» знаешь? Не, сначала выпьем. Попов! Наливай!
Старшина первой роты подал нам кружки с самогоном. Выпили. Запели. Многие подтянули. Получалось не очень дружно, но громко. С чувством заканчивали последний куплет, когда вдруг неожиданно распахнулась входная дверь и в комнату влетел разъярённый командир части. Оглядев всех подскочивших с кроватей, он остановил свой взгляд на мне:
– Не с того начинаете, товарищ лейтенант! Не успели прибыть, а уже пьянствуете! На гитарах бренчите! Что, совсем ох…и?! Третий час ночи! Соснович! Заканчивай бардак! Ну-ка все марш по комнатам!
– Товарищ майор! Мы же…
Старшина попытался что-то возразить, но Кушнаренко перебил его:
– Я что, непонятно сказал?
Дальше командир говорил только матом. Под его монолог все наши гости тихонько удалились. Остались только мы с Олегом. Преданно глядели на комбата.
– Как там тебя? Фадеев?
Я привычно в этот вечер кивнул.
– Так вот, лейтенант! Ты с этих охламонов пример-то особенно не бери! Вмиг забулдыгой станешь! На первый раз объявляю замечание!
Я опять кивнул, хотя по уставу должен был подтвердить услышанное. Но не смог. Командир ушёл. Соснович показал вслед ему фигу:
– Да пошёл он! Тоже, блин, нашёл охламонов! Как будто сам прямо трезвенник! Ладно, Юрка, и правда – давай спать ложиться!
Рухнув на кровать, я поставил точку в своём первом дне на Шиндандской земле.
Глава десятая
На утренний развод следующего дня старшина меня не поднял. Пожалел. Решил, наверное, что закалка у замполита ещё не та. Правильно решил. Я проснулся от жажды. В каптёрке никого не было. Тяжело оторвал голову от подушки. С трудом сел. На часах уже десять. Горели «трубы» отравленного организма. Начали пригорать щёки. От стыда. «Ничего себе, Фадеев! – стучала в лоб нетрезвая совесть. – Вот это «дебютировал» в коллективе!» А когда вспомнил, что умудрился в первый же день получить от комбата взыскание, – совсем поплохело. Одним словом, как говорится, поймал «отходняк» по полной программе. Умылся водой из ведра прямо в комнате. Пить её Олег строго-настрого запретил. Оделся. К зеркалу не походил, чтобы не видеть свои печальные, укоризненные глаза. Вышел в коридор. На тумбочке всё тот же Рахматуллин.