Моя война - стр. 24
Серёга задыхался от смеха. Офицеры хохотали до слёз. Мимо нашей курилки проходили разные военные, оглядывались, не понимая причины такого безудержного веселья, а у меня наступала кульминация воспоминаний.
– Сразу побежал на почту. Отправил телеграмму жене: «Будем служить в Ростове-на-Дону». Пусть знает наших! Каков муж ей достался, а?! Не хрен с бугра! На следующий день, опять изнывая от жары, иду по Буденовскому проспекту. Сапоги горят. Рожа загадочная. Еле нашёл старый особнячок, на котором табличка «Политический отдел спецчастей гарнизона» Захожу. Тишина. Ну, думаю, все на задании, блин. Сидит женщина, печатает что-то на машинке. «Кто ты, добрый молодец? – спрашивает меня. Я ей бумагу свою. Она прочитала, руками всплеснула и запричитала: «Нашли-таки!? Сам согласился? Герой!» После слова «герой» я смущенно потупил взгляд, но спросил: не подскажете, сударыня, куда меня? Женщина охнула: «Так тебе и не сказали даже?! В дисбат, сынок! В дисциплинарный батальон!» Я и охренел! «Как дисбат? Какой дисбат?» А на глазах слёзы наворачиваются. Она мне водички: типа успокойся. «В самый обыкновенный дисциплинарный батальон. Замполитом роты охраны. Сто двадцать километров от Ростова» И отошла, чтобы не мешать моему горю. Стою, сам себя добиваю: «Бестолочь! И Ольге уже написал – остаёмся в Ростове. Ничего себе в Ростове – сто двадцать километров ехать куда-то…» Вот влип, «агент КГБ»!
Я закурил сигаретку. Серёга, отсмеявшись, хлопнул меня по плечу:
– Ну, повезло тебе! Теперь тебе и Афган не страшен.
– Да ладно! Между прочим, не так плохо у нас было служить. Во-первых, комбат там – суров мужик. Поэтому дисциплина была запредельная. Во-вторых, офицеры, прапора – все молодые. По четвергам в футбол играли. Праздники, да дни рождения всем городком гуляли. Не жалею, что полтора года за колючкой отбарабанил. Хотя звучит, конечно, устрашающе – «дисбат».
Пока мы с Сергеем болтали о том о сём, на лётном поле произошли изменения. Прилетели вертолёты. Их было десять. Из них выгружались обвешанные оружием, снаряжением, какими-то мешками солдаты. Командовали офицеры, которых можно было отличить только по зычному голосу. Никаких знаков различия на них не было, а амуниции ровно столько, сколько и у бойцов. Долго строились, проверяли оружие, а потом тяжело и медленно пошли в сторону палаток. От строя отделились три человека и направились в нашу сторону. Проходя мимо курилки, спросили:
– Мужики! Места на пересылке есть?
– Да. Есть!
Мы смотрели им вслед, понимая, что эти офицеры или прапорщики вернулись, а быть может, только собираются на боевую работу. Нам очень хотелось узнать, но спросить было как-то неудобно.