Моя война - стр. 14

– Ну вот. Поздравляю! Можешь лететь в Кабул. Квартиру тебе дали.

Я не понял, с чем он меня поздравил – то ли с убытием в Афганистан, то ли с получением жилплощади.

Взяв, наконец, в руки своё предписание, я поинтересовался:

– Товарищ подполковник, не подскажете, где мне квартиру дали?

– А я-то откуда знаю? Вот пришла телеграмма: «Вопрос с выделением квартиры лейтенанту Фадееву решён положительно». Так что теперь ты, Фадеев, счастливый человек. В отличие от некоторых, – он тяжело вздохнул и продолжил: – Теперь дуй в Тузель, на пересылку. Зарегистрируйся на самолёт. И, если повезёт, завтра в Кабул!

– Так мне в Герат.

– Все политработники сначала прибывают в штаб 40-й армии, в Кабул. Беседа с членом Военного Совета. Потом полетишь в свой Герат. Ну, давай, лейтенант, удачи! Возвращайся с орденами!

«Вернуться бы, – подумал я. – Какие там ордена? Пулю бы не схлопотать».

Забрав свои пожитки из гостиницы, узнав у дежурной, как добраться до военного аэродрома Тузель, я пошёл на автобусную остановку. Через час, с матами-перематами, проклиная чемоданы и вспоминая недобрым словом майора Цымбаря, я добрался до пересылки.

На КПП сонный солдат лениво спросил у меня:

– В Афганистан?

Я кивнул головой.

– Зайдите в общежитие, сдайте вещи в камеру хранения, потом у диспетчера зарегистрируйтесь на борт и получите койку.

То, что все называли «пересылкой», оказалось трёхэтажной казармой. Но жили в ней не солдаты, а офицеры и прапорщики, ожидающие вылета в Афганистан. Всюду грязь. Десятки, нет – сотни пустых бутылок! Окурки. Остатки еды. Казалось, что под хмельком были все: и убывающие, и обеспечивающие убытие. Дежурный диспетчер, помятый капитан с лётными эмблемами, записал меня на утренний самолёт, попросил сигарету и спросил:

– Откуда, лейтенант?

– Из Ростова-на-Дону.

– Хороший город. Бывал когда-то. Ну, иди. Пей напоследок.

Действительно, общим лозунгом жизни тузельской пересылки был девиз: «Пей, братцы! Едем на войну».

Когда я вошёл в комнату, где мне определили кровать, первым делом увидел пять мужиков, поднимающих стаканы.

– О! Заходи, братан! – ко мне повернулся первый, опустошивший свою посуду.

Все были без формы. В майках или футболках. Один в тельняшке. Судя по возрасту – не лейтенанты. На двух кроватях прямо в одежде крепко спали, одинаково звучно храпя, видимо, уже «созревшие».

– Здорово, пехота! Садись к столу, – ко мне обратился тот, на ком была тельняшка. «Наверное, опять десантник», – подумал я, вспомнив, как обращался ко мне Витя Чехов. Сняв китель и рубашку, я подсел к столу, на котором кроме двух бутылок водки был только графин с водой.