Моя собака любит джаз (сборник) - стр. 8

– Я хочу быть японским отшельником, – сказала мама.

– А я люблю невкусно поесть, – говорю я. – Я приспосабливаюсь: к невкусной пище, к плохому воздуху, чтоб если что – я был готов.

– И мне нравится ваша кухня, – вдруг вымолвил Василий Васильевич.

Он казался толстяком среди нас. Мы все суховатые, голубоватого цвета, как бабушки обветшалые.

– Понимаете, – говорит, – люди в пищу стараются употреблять то, что устоялось веками. Русские любят пареное, другие национальности любят рыбу. Но я ценю эксперимент во всём. Даже в такой рискованной области, как кулинария.

– Я тоже так считал, – крикнул папа, – пока у меня фигура не стала как у какой-то букашки!

– Я тебе изменю меню, – пообещала мама.

– Не слушайте никого, – сказал Василий Васильевич. – Когда человек ест вашу пищу, его ничто не может остановить – даже целящийся из револьвера бандит.

– Да у неё образ жизни грудного ребёнка! – крикнул папа.

– Люблю тёплый семейный круг, – Василий Васильевич встал из-за стола. – Это немного похоже на рай.

– Я хочу быть старой джазовой певицей, – сказала мама.

Через два дня он позвонил нам по телефону.

– Я простудил шею, – произнёс он слабым голосом. – И снаружи. И изнутри. Аспирин!!! Аспирин!!! Аспирин… – Василий Васильевич пробормотал адрес и повесил трубку.

А мы – я и папа – отправились его навещать. Он встретил нас в полумраке со щетиной на щеках. Окно занавешено. Света не зажёг. Картины у него – приключения какого-то Пэрдо, который живёт в военных лагерях.

Папа говорит:

– Это вы сами нарисовали?

– Сам.

– Красиво, – сказал папа.

Василий Васильевич пожал ему руку:

– Вы единственный, кто понимает меня, – сказал он.

Папа молча натёр ему шею скипидаром.

Потом мы немного посидели у окна, глядя как зажигаются звёзды. Я спел им две песни собственного сочинения: «Наша жизнь сплошная горечь» и «О, швабра, швабра, где моя любовь?»

Василий Васильевич обнял меня и прижал к своей груди.

– Не беда, что ты двоечник, Антонов, – сказал он. – Поэту не нужна математика. Поэту вообще ничего не нужно: всё остальное только заботы – история, природоведение, русский…

Когда мы уходили, папа спросил:

– Вам правда нравится, как готовит моя Люся? Кроме шуток?

– Нет, – ответил Василий Васильевич. – Но я почувствовал к ней такую симпатию! Я никогда не скажу ей ничего неприятного, хотя я очень привередлив в еде.

– Но послушайте, – зашептал папа с горящим взором. – Девять лет я прошу её не резать ножом, который даёт ржавый запах. У неё нос не работает совсем, а у меня нюх как у английского сеттера. Нет, она всё равно будет резать вонючим ножом, доводя меня до исступления.