Моя Родина – Смерть - стр. 20

Орда расположилась на ночлег, выбрав для него подходящее место – утоптанную некими внушительными слоноподобными зверями поляну, с двух сторон окружённую красными скалами – клыками вампира, проткнувшими по-прежнему, несмотря на её набитое состояние, биологически активную почву. Между скалами они поставили изгородь, изготовленную на скорую руку из ветвей ядовитых колючек и связанных между собой фосфоресцирующими во тьме ночи лианами. В центре лагеря разожгли большой костёр и, накрывшись шкурами, троглодиты улеглись вокруг, оставив трёх часовых, в чьи обязанности входило – поддерживать огонь и следить за джунглями.

Охотник подошёл с подветренной стороны: дикари имели отменный нюх, а сражаться со всей ордой в планы Сила сегодня не входило. Обладая даром телепатии, троглодиты часовые за считанные секунды могли разбудить всех. Сил встал за два шага от самопальной колючей изгороди, прячась во тьме первобытной ночи. Джунгли дышали далёким рёвом и близким писком, предсмертным визгом добычи и свирепым рычанием одерживающего кровавую победу хищника. Всё вокруг шуршало, бегало, жило одним моментом. Вокруг не было будущего, а недовольно урчало и кричало лишь зыбкое настоящее. Ощущение близкое к бытию червя в открытой незаживающей ране на теле перманентно страдающего мироздания.

Оставалось вызвать вождя и сделать так, чтобы другие члены стаи не забеспокоились, а часовые ничего не заметили. С последним Сил справился довольно быстро, отведя их взгляды в сторону противоположную его появлению. Мысленный щуп охотника проник сквозь крепкие кости черепа вождя и разбудил его, что оказалось не так уж сложно: троглодиты всегда пребывали в напряжённом ожидании, и лёгкая вуаль сна прикрывала свечу сознания, а не гасила её. И всё же пользуясь дремотным состоянием своего будущего противника, Сил внушил вождю сильное желание встать и покинуть круг света, углубиться в джунгли, а заодно, на случай внезапных взбрыков дикого духа троглодита, заставил его мочевой пузырь раздуться и заныть от желания извергнуть содержимое наружу.

Поначалу на тихое жужжание в голове, в районе лба, вождь не обратил внимания. Он открыл один глаз и сквозь пламя огня посмотрел на спины часовых. Те, отвернувшись от лежащих вповалку соплеменников, за чем-то внимательно наблюдали. Вождь ничего такого тревожного (как при нападении плотоядного зверя, или людей из враждебных племён) не чувствовал. Он и сам не заметил, как очутился на четвереньках, затем привстал и так на полусогнутых кривых мощных ногах бесшумно поплёлся в противоположную сторону той, куда смотрела ночная стража. Но вот дубину, его сучковатую, обтыканную кусками обсидиана, он с собой прихватить не забыл. То, что он сейчас делал, было неправильно. Отправляться одному в темноту леса, даже такому отчаянному войну, как он, означало почти то же самое, что проситься на постой в домину к самой смерти. Но противиться желанию покинуть семью он не мог: желание выйти из освещённого огнём защитного круга оказалось сильнее его воли.