Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 7 - стр. 11
Фурсов вскинул пистолет, и я тут же бросился к нему, схватил за оружие, стараясь отвести ствол. ПМ, из которого вел огонь Фурсов, снова хлопнул, я почувствовал, как штукатурка посыпалась мне за шиворот. Напрягшись, я ударил Фурсова головой в лицо. Мужик скривился от боли, зажмурился. Руки его ослабли, ушли вниз, и пистолет оказался зажат между нами.
Когда я попытался сунуть палец между бойком и курком, чтобы выстрелить было нельзя, прогремел новый хлопок. Почувствовав отдачу пистолета, я вздрогнул.
Глава 3
Левая нога разлилась болью. Я стиснул зубы, когда горячая пуля вошла в мое тело и, не задержавшись в нем, хлопнула в пол.
Машинально я впился руками в рану на ноге, сдержал стон. Тут же почувствовал, как намокают кровью джинсы.
Фурсов не мешкал. Он высвободил руку, уставился на ПМ, вставший на затворную задержку, а потом просто огрел им меня по голове.
Я пригнулся, прижался к Фурсову, цепляясь за одежду, чтобы смягчить его удары. Когда мне снова прилетело, в глазах все побелело. Третьего удара я уже не почувствовал. Сознание медленно погасло, и наступила темнота.
Пришел в себя я относительно быстро. Очнулся на полу кабинета Кулыма от боли в ноге. Медленно приподнявшись на локтях, я поморщился. Бедро ныло.
Когда голова немного прояснилась, я осознал, что это была не ноющая тупая боль, приходящая на смену острой, как бывает при серьезном огнестрельном ранении, а боль другого рода. Она оказалась саднящей, словно ногу рассекли.
Джинсы на левой ноге потемнели от крови, но не так сильно, как я ожидал. Пуля разорвала штанину, открывая грязную от крови и пыли кожу.
Я медленно потянулся к дыре в джинсах, отодвинул край. Длинная рана пересекала крепкие мышцы моего бедра. Кожа здесь была распорота и сочилась кровью. Пуля только зацепила, разорвала кожу. Однако в плоть она не вошла. Повезло. Царапина. А я уже было решил, что придется ковылять на костылях, как это было с Женей когда-то.
– Сучий сын этот Фурсов, – пробурчал я поднимаясь. – Ушел.
Фурсова и правда нигде не было. У входа лежали тела застреленных им бандитов, однако самого здоровяка я не видел. Стало очевидно – он сбежал.
Я стянул куртку, стал отрывать рукав рубашки, чтобы остановить бегущую из распоротой кожи кровь. Когда перевязал ранение, аккуратно встал, оберегая ногу.
Похромав к выходу из кабинета, я огляделся. Стал осматривать тела братков. Их было двое: бугай в водолазке и другой, худощавый, валявшийся в коридоре. Я помнил, что оставался еще третий, но он ушел, испугавшись перестрелки.
Крепкого мертвеца я не узнал. Его большая морда застыла в гримасе удивления, когда он умер. А вот второй, худощавый, оказался знакомым. Я уже видел его когда-то.