Моя любовь, моё проклятье - стр. 102
– Спутник… Остановка «Спутник»! – радостно прочёл он.
Потом подошёл к парням, но бить передумал. Швырнул им небрежно телефон, а там уже и такси подоспело.
А дома его ждал сюрприз в лице Наташи. Ремир чертыхнулся про себя: когда, зачем дал ей ключи?
– А предупредить о своём визите нельзя было? – буркнул.
– Я звонила тебе, ты не отвечал, – с упрёком сказала она. – Ты вообще где был? Ты подрался? А Астафьев где?
«Сказать ей правду? – подумалось вдруг. – Нет, потом, сейчас нет никаких сил выяснять отношения».
Он скинул туфли и прошлёпал босиком в ванную. Наташа за ним.
– Куда ты? Я же тебя спросила…
– Сейчас я хочу помыться и лечь спать. Всё. Остальное – потом.
– Он хочет! А я тут, значит, сиди в неизвестности, умирай от волнения… – начала заводиться Наташа.
Ремир посмотрел на подругу устало. А Макс ведь прав, Наташа и впрямь чем-то походила на Горностаеву, если приглядеться. Не совсем, но нечто общее явно угадывалось. И тут же поймал себя на мысли, что впервые, подумав о Полине, испытал не злость, а волнение. Сердце так и ёкнуло. Ну, не идиот ли?
– Слушай, иди к себе?
– Что?! Ну, знаешь ли… Может, мне вообще уйти? Навсегда?
– Давай. Ключи только верни.
Ключи Наташа вернула, запульнула их в него с яростью, с красноречивыми, трёхэтажными эпитетами. Как ещё увернулся. Захлопнул дверь ванной. Наташа продолжала стучать и ругаться, а перед глазами всё равно стояла Горностаева. Да такая, какой прежде, до вчерашней ночи, он её не видел. Разделся перед зеркалом, осмотрел себя, как будто с удивлением: она спала у него вот тут, на груди, целовала его... в голову снова ударила кровь, внизу живота тягуче заныло.
"Так нельзя!", – рассердился он на себя.
Чтобы стряхнуть наконец наваждение, Ремир долго терзал вероломное тело контрастным душем, резко переключая ледяную воду на кипяток и обратно.
За дверью вроде всё стихло. Однако, когда он вышел из душа, Наташа всё ещё сидела в комнате. С виду вполне спокойная, но Ремир знал по опыту – спокойствие это обманчиво и влёт может вылиться в очередной скандал с воплями и швырянием всего, что под руку попадёт.
Интересно, какая Горностаева, когда злится? Почему-то вдруг некстати представилось, как зелёные глаза полыхают огнём.
– Кто она? – без всяких переходов холодно спросила Наташа, выдернув его из мыслей. – От твоей рубашки так и разит женскими духами, и на воротнике помада…
До чего же не хотелось сейчас ввязываться в эти выяснения! Да и вообще ничего не хотелось. Хотелось побыть одному, спокойно подумать... И помада, кстати, не её, точно. Она не накрашенная была совсем, это он почему-то запомнил.