Моя леди Джейн - стр. 52
Он заскреб копытом по половицам, словно бык перед боем. Стало ясно, что выхода у него нет. Ги фыркнул. Когда тебе некуда бежать, это эзианское проклятие очень смахивает на тюремное заключение, а вовсе не на ощущение бесконечной свободы, как обычно.
– Миледи, лорд Ги питает склонность к бегу и скачкам в этом состоянии. А поскольку сейчас он оказался здесь заперт, как в ловушке, да еще и только что поел…
Джейн сделала протестующий жест рукой.
– Довольно, Биллингсли. – Она повернулась к жеребцу. – Лорд Гиффорд, мне кажется вполне справедливым то, что свобода вашего передвижения будет ограничена на сегодня пределами этой комнаты, учитывая ваше неразумное поведение вчера вечером. Возможно, это заключение сможет дать толчок к обретению умения управлять вашим великим даром.
«“Даром”… – У него раздулись ноздри. – Да им невозможно управлять! – мелькнуло в конской голове. – И называй меня, наконец, Ги!»
Весь день он провел, расхаживая по своей «клетке» взад-вперед. Конечно, молодой Дадли знал, что положение это временное и он не навсегда заперт в спальне, но возможность скакать где заблагорассудится, ни от чего и ни от кого не завися, давно стала неотъемлемой потребностью его души. Ги часто думал: не в этой ли потребности и заложена первопричина его проклятия? Нечто внутри него рвалось бежать куда глаза глядят, на волю, подальше от родительского разочарования, каковое он всегда ощущал.
Мало того что второй, а значит, во всех отношениях незначительный сын – к тому же без соответствующего родового носа, – так еще и тратит все время на бессмысленное чтение поэзии и драматургии! На всякую ерунду, как любил выражаться отец. В тринадцать лет он злостно пропустил занятие по фехтованию, чтобы вместо этого посидеть с книгой под деревом близ Дарэм-хауса. Когда отец поймал его за этим занятием и пригрозил суровой карой, он просто убежал от него через поле и далее вниз по дороге, ведущей прочь из Лондона, и бежал, не останавливаясь, до самой кромки темного леса.
Ги жил, чтобы бегать. И бегал, чтобы жить.
И вот теперь мало ему унижения от превращения в жеребца прямо перед лицом молодой жены, так он еще и оказался заключенным в комнате, как… животное в клетке – такое слово, кажется, употребила Джейн. Раньше его стыдились родители, теперь будет стыдиться еще и жена, только и всего.
А поскольку это, как ни крути, был первый день жизни, к каковой принято применять эпитеты «счастливая», «новая» и «супружеская», то ему оставалось только прийти к выводу: брак есть существование в четырех крепких стенах, и дверь, что ведет на свободу, так мала, что через нее не протиснешься, а окно так высоко, что в него не выпрыгнешь.