Моя истинная - стр. 90

— Там покоится моя жена. Первая. Люси — вторая, — робко посмотрев на меня, он осторожно проговорил. — Вас, наверное, интересует, почему мы с Люси без меток?

— От части… — без лжи ответила я. Ведь помимо чужой жизни, моя собственная походила на фильм ужасов. Жить чужой сил просто не оставалось. — Но буду рада, если вы расскажите. Не хочу молчать.

— Что же, — воодушевившись, француз замедлил торопливый шаг, — Я и Люси относим себя к тому типу прогрессивного общества, что считают метки — варварством. Вы, конечно, можете пожаловаться на меня уважаемому альфе, но я останусь верным своему мнению до смерти. Не хочу подвязывать кого бы то ни было на бред. Брак ведь это что-то шаткое. Сегодня любишь, завтра нет… А метка останется. И человек будет бредить тобой, сходить с ума.

Повернувшись к Бернару с удивлением, я затараторила:

— О чем вы говорите? Разве метки — это не обязательный ритуал? Самец находит самку, помечает ее и все такое. Что-то вроде брачных колец.

— Да, но кольца можно снять. А метка с тобой навсегда. И она изводит, убивает. Ее нельзя убрать. Только если кто-то новый пометит, — Бернар посмотрел на меня изучающе. — У вас, как я понимаю, метка есть?

Я кратко кивнула. Какое-то время мы молчали.

— Не могу не воспользоваться возможностью, чтобы удовлетворить любопытство, — уже на подходе к могилам, Эмиль повернулся ко мне с искрящимися мальчишеством глазами. — Это правда, что в первый оборот ваш волк был просто огромный, безумно сильный и быстрый?

— Да. Меня просто хотели отравить… — я усмехнулась. — Сейчас моя волчица маленькая и обычная.

— Совершенно необычная, дорогая! — пространно воскликнул Бернар. Скорее всего, исключительно ради вежливости. А затем поставил розу в зеленую каменную вазу. На фото у огранки была милая юная рыжая красавица. На лице мужчины отразилась искренняя скорбь, глаза заискрили слезами. — Никогда никого не любил, как мою дорогую Оливию. Мы с ней хотели свернуть горы, но… Жизнь сложилась иначе.

— Что случилось? — не смогла подавить любопытство я, успокаивающе похлопав ландшафтного дизайнера по плечу. — Болезнь?

— Нет… — утерев скупую слезу, Бернар в последний раз взглянул на фото, вздохнул поглубже и повернулся ко мне с улыбкой. — Когда-нибудь я расскажу вам, что произошло. Но не сейчас, Саша… Может вы поймете меня, но тяжело проговаривать то, что причиняет боль. Когда ты не говоришь об этом, проблемы словно нет.

Во мне произошло озарение. Я вдруг посмотрела на Бернара иначе. Как на родственную душу. Он и я были заложниками собственных уничижительных чувств. Боролись, но не справлялись.