Моя дочь от бывшей - стр. 10
– Тебе смешно, правда? – рычу я.
– Э-э! Сахара, подожди! Ты чё так завёлся-то? Глаза как у бычары кровью налились. Тихо, брат! Я ж просто показал твари, где её место, пусть помнит, как братана обидела.
– Это всё моё личное дело. Я уже говорил, чтобы никто не смел открывать на неё свою жалкую пасть. Если кто и может топить Вику, так только я, но не такие ублюдки, как ты. Тебе она ничего не сделала.
– Сахара, ты с ума сошёл? Пусти! – взвизгивает Вакса, и я отпускаю его.
Мужик принимается поправлять воротник рубашки. Он раскраснелся, как самый настоящий рак. Испугался?
– Будет он ещё из-за какой-то шавки на братана руку поднимать, – ворчит себе под нос Вакса.
А вот это ему лучше было не говорить…
Закипаю и не могу уже остановиться. Я сотню раз говорил друзьям, что наше расставание с Викой – наше дело, и они свой нюх туда совать не должны. Она не им в душу нагадила, в конце концов.
Бью наотмашь, так, что Вакса падает на диван и начинает скулить, что я сломал ему челюсть.
– Ещё раз услышу подобное высказывание, будешь жрать через трубочку, – выдаю я и ухожу.
Что же ты со мной творишь, Вика? Несмотря на твои проделки, я не могу позволить кому-то говорить о тебе плохо…
Медленно бреду к машине, понимая, что в таком состоянии за руль лучше не садиться, но я хочу почувствовать скорость, хочу утонуть в огнях ночного города. Капли дождя бьют по щекам, и я морщусь, вспоминая слова Ваксы… Больше не хочу видеть его.
.
Глава 3
*Вика*
– Мамочка, – доносится голосок как через вату. – Мамочка, я пить хочу.
– Сейчас, сейчас, детка, сейчас, – говорю, а сама даже рукой пошевелить не могу. Губы будто пудовые гири, а глаза проклеены суперклеем – никак не хотят открываться. Да и сама голова гудит, как будто заколоченный улей с сердитыми пчелами внутри.
Отчаянно борюсь с собой, не с первой попытки, но встаю. Кое-как дохожу до кухни, наливаю стакан воды, но прежде чем отнести его Вареньке, выпиваю сама. Один, второй. Не выдерживаю и пью прямо из графина. Так жадно, что вода катится по подбородку и падает на ночную рубашку. Несмотря на то, что она теплая, комнатной температуры, я ощущаю эту дорожку воды так, будто бы это лед. Кожа чуть не шипит от этого.
Ну вот.
Значит, у меня температура.
Пока несу воду Вареньке, ставлю градусник. Хотя он и не нужен – ощущаю себя ровно так, как чувствует себя десятидневный труп – не лучше, и не хуже.
Пока умываю дочь, пока завариваю ей кашу, наливаю чай, чувствую каждую секунду, что еще чуть-чуть, и свалюсь на пол.
Перед глазами все окружение крутится каруселью, веки наливаются свинцовой тяжестью.