Мой враг, или Истинная для Дракона - стр. 13

В шатёр вошёл Вольмер, усмехнулся, увидев Гуннора. Воин прошёл к столу, так же налил себе катара и плюхнулся в кресло.

– За здоровье нашего повелителя! За взятие Саартана! – Вольмер опрокинул в себя кубок.

Я усмехнулся, друг может позволить себе всякие вольности. Гуннор недовольно смерил его взглядом. Он никогда не скрывал своего раздражения по отношению к младшему советнику. Но это не мешало им объединяться в бою.

До самого вечера мы обсуждали дальнейшие действия и пришли к одному: пока осесть в Саартане и обойти соседние леса и взгорья. Ко всему стало известно, что старейшина этих земель погиб в схватке при осаде ворот.

– Гуннор, – обратился к советнику, – я не давал приказа его убивать.

– Они не хотели сдаваться и пошли атакой, что я мог сделать, как ни отразить атаку?! – в свою очередь вспенился советник.

Я нахмурился, переведя взгляд на Вольмера, который заметно посерьёзнел. Тарвард мог бы пойти на переговоры, и я подозревал, что Гуннор своей несдержанность спровоцировал его на бой. Но теперь ничего не поделать.

– Кстати, – вмешался Вольмер, – вернулись последние воины. Они известили, что часть хатарцев ушли в горы, их не удалось поймать. Но я отдал распоряжение найти их след. Возможно, удастся захватить кого-то в плен.

– А может, проследить? – вмешался Вальтор. – В плену никто не даст ответа, ты ли не знаешь, Гуннор, предлагаю быть хитрее и открыть слежку.

– Ты прав, Вольмер, – я отпил из кубка, – возьмёшь это на себя.

– С удовольствием.

И всё же, несмотря на промахи, ворота Саартана открыты, и это часть победы для всех…

…Разговор затянулся до самых сумерек. К вечеру поднялся шум, воины праздновали победу, раскинув лагерь, разжигая костры под стенами твердыни. Я разделил с ними трапезу прямо в сердцевине крепости и выпил не один кубок катара, когда к костру вышли танцевать рабыни, купленные мной по пути в Хатарию. Голова зашумела, сильные удары сердца качали кровь по венам горячими толчками, летели всполохи огня и искры, взбитые лёгкими полупрозрачными тканями нарядов невольниц, поблёскивали в движении золотые украшения на ногах и запястьях. И в этом танце огня и страсти перед глазами вновь стояла белокожая невольница, холодная и непреступная. Тряхнув головой, зло откинув кубок, я поднялся со шкур и направился в свой шатёр, не желая пойти в приготовленную в тесных каменных стенах жилища хатарцев комнату, позволяя остальным праздновать хоть всю ночь, сколько влезет.

Едва вошёл в полумрак шатра, как женские руки обвили мою грудь, а кожи шеи коснулись тёплые губы.

– Я знала, что ты вернёшься сюда.