Мой сводный кошмар - стр. 8
– Я уже довольно давно сделала так, чтобы костяшки моих пальцев были видны.
После чего еще раз, но уже куда медленней, чтобы это заметил и он, провожу пальцами по его пиджаку и решаю, что с пылинкой покончено.
Как и с душевными разговорами.
Хочу отойти, затеряться среди гостей, но не успеваю.
– Алиса! – зовет меня мама.
Бросив взгляд в ее сторону, замечаю рядом с ней и Федором Ивановичем незнакомого мужчину.
Федор Иванович что-то говорит этому гостю, мама нетерпеливо машет рукой и подмигивает, незаметно кивая на незнакомца.
Несмотря на то, что на вид ему около сорока, может даже чуть больше, выглядит он хорошо. Подтянутый, довольно интересная внешность, хотя черты жестковаты.
Вспомнив ее просьбу, с трудом давлю вздох, понимая, к чему это все.
Но праздник, вежливость, да и Кирилл все еще рядом…
Изображаю сияющую улыбку наивной девушки, которая ни о чем не догадывается, и направляюсь к своему новому потенциальному ухажеру.
Но делаю только шаг, и…
Кирилл хватает меня за запястье. Довольно сильно, приходится остановиться и развернуться к нему, чтобы вырваться. Улыбнувшись родственникам – мол, извините, на секунду еще задержу, не виделись столько лет, – он пронизывает меня тяжелым взглядом, от которого хочется спрятаться, и буквально цедит каждое слово:
– Не торопись с выводами. Возможно, однажды ты сама захочешь опуститься передо мной на колени.
Его предположение настолько смешно, что хочется рассмеяться.
Но я не могу.
Отчетливо понимаю, что он имеет в виду, но главное ведь не в этом. Главное в том, что он абсолютно не шутит и действительно допускает мысль, что я могу…
Кивает, сминая мое недоверие.
Склоняет голову набок, проходится по мне придирчивым взглядом.
– Только запомни: тебе придется очень… – Подушечка его большого пальца начинает скользить по моим костяшкам, словно проверяя, что они действительно есть. – Очень постараться, чтобы я принял твое покаяние.
Глава 3. Кирилл, настоящее
Хрен знает, с чего меня так заносит.
И почему вместо того, чтобы дать ей уйти, мелькает сумасшедшая мысль затащить ее в дом, прижать к стене и искусать до беспамятства ее губы, чтобы она сама опустилась передо мной на колени.
Наверное, выводит из себя ее дерзость.
Раньше она всегда, даже в ущерб себе, предпочитала конфликту мир. А сейчас откровенно нарывается.
Вряд ли соображая – на что.
Иначе не улыбалась бы, а уже бежала к мамочке, теряя по пути тапки.
Хотя сегодня она изменила любимой обуви на плоской подошве и даже умело держится на довольно высоких каблуках.
Но выбор плохой.
Неудачный.
Потому что ее пухлый рот слишком близко. Так близко, что я с трудом давлю в себе желание стереть эту лицемерную улыбку своими пальцами.