Мой самый второй: шанс изменить всё. Сборник рассказов LitBand - стр. 23
– А, да. Знаю. Сегодня в 21.00. Ты приходи, приятно удивишься.
Ночной клуб был забит до отказа. На сцене ведущий выкрикивал имена выпускников. Рома увидел Юлю, рядом какой-то парень держал на плечах маленького Сашу. Рома начал пробираться к ним через толпу, но тут ведущий объявил:
– Виктория Белова.
Она вышла. Это была уже другая Вика. В рваных джинсах, белой майке, с короткой мальчишеской стрижкой (когда успела подстричься?). Она прошла на место барабанщика и… раз, два, три! – взлетели вверх барабанные палочки. Зал взревел, услышав знакомые ноты дип пёпла. Она энергично колотила по ударной установке. Зал так же энергично голосил знакомые слова припева. Ромка смотрел на нее. Что-то изменилось. Что-то неуловимое, то, что уже не вернуть. Он что-то упустил, но что и когда? Он теперь знал, что как раньше уже не будет. Не будет совместных поездок в Геленджик, не будет прогулок по ночной Москве, не будет вина из пакетика под деревом, не будет катания на плюшках, валяния в снегу, не будет бессонных ночей и ее счастливого взгляда, каким только она умела смотреть на него. Палочки взлетали и опускались, и с каждым их ударом она отдалялась от него все больше и больше На парапете сцены, освещаемый светом софитов, как символ их прошлой жизни, растопырив лапы, сидел огромный плюшевый медведь.
Марина Ковалюк. Танец с огнем
Шелестела листва – ворох времен. Терпкий запах почвы сгущался в воздухе и, заливаясь в легкие, опьянял. Видавшие многое шатры рвал ветер. Под Руаном разбился цирк-шапито, обещая жителям подарить радость и яркие впечатления в серые осенние вечера. На улице стоял 1987 год.
После представления жонглеры жарили каштаны; акробаты, облаченные в серебристые трико, устало сновали от стола к столу, наполняя тарелки; медвежонок Пашка непрестанно приседал и бил в бубен в такт аккордеону старика Жана.
– Ты не обращай внимания на него. Не принимай на свой счет: он со всеми такой – грубый, ворчливый, – успокаивал Агнешку Яков.
Агнешка молча водила палкой по земле.
– Да все нормально. Я привыкну. Я ко всему привыкаю.
– Что ты, Агнешка… Не стоит так… – Якову не было и тридцати, но он с родительским сочувствием смотрел на семнадцатилетнюю девушку, завернутую, как воробышек, в шерстяные палантины и шинелевое пальто.
– Агнешка, станцуй нам! – крикнула Ингрид, сбрасывая свои крылья на ящики с провизией.
Агнешка не решалась.
– Давай! Ты же хочешь выступать – так начни сейчас! – настаивала Ингрид, протягивая руку, осыпанную блестками. Затем она прошептала: – Дамиана здесь нет – он сидит в своем фургоне.