Мой ревнивый муж - стр. 29

Прости, что вел себя как ревнивый псих.

Прости, что усомнился в том, чьего ребенка ты носишь.

Прости, что выпотрошил кухню, которую ты так любишь.

Способны ли два слова вместить столько значений?

Он посчитал, что да, вполне. Но потом все же добавил еще одно: «Люблю».

Походил еще немного и снова добавил: «Тебя и ребенка».

А потом Полина ему позвонила.

– Макс, что происходит? – спросила она взволнованным голосом.

– Ничего…

– Тогда к чему ты мне пишешь в такое время? Тем более такие вещи.

– Какие «такие вещи»?

– Ну… – она замялась. – Второе прости за два дня. Я аж спросонья глазам не поверила. Слушай, ты ничего там не натворил?

– Не-е-ет, – протянул он, с самым невозмутимым видом оглядывая весь тот беспредел, что творился в гостиной на первом этаже. – С чего бы я что-то творил, Поль.

– Хорошо… Макс, ты серьезно писал про любовь?

– Конечно. – Он даже кивнул, хотя она его кивка, понятное дело, не видела.

– Я тоже тебя люблю! Очень… – вдруг сказала она.

И на душе Максима мгновенно потеплело. В груди разлилась волна дикого, концентрированного удовольствия, как всегда бывало, когда Полина говорила ему о чувствах.

Он так разомлел, что даже пропустил то, что она сказала дальше. Уловил лишь последние ее фразы:

– Так, как раньше, нельзя. Нам надо серьезно поговорить, как-то поменять отношения, сгладить углы…

– Поменяем, сгладим, – тут же пообещал он. – Ни о чем не переживай, поспи еще немного, малышка. Тебе надо набраться сил. Вечером тебя заберу, и сразу начнем все сглаживать.

– Целую тебя, – ответила она.

В телефонной трубке послышался чмок.

– И я тебя, – сказал Максим.

На этом Полина положила трубку.

Максим еще немного постоял, поглазел на жуткий бардак, который сам же и устроил.

Он не знал как, но ему необходимо все привести в божеский вид к моменту, когда Полина вернется.

Единственным нетронутым островком в гостиной остался диван и кресло рядом. Максим подошел к креслу, где Полина так любила сидеть с книжкой, погладил ее подушку. Маленькая – тридцать на сорок, но ее самая-самая любимая. Набитая лебяжьим пухом, подаренная ее бабушкой. Наволочку для этой подушки жена сшила сама, даже вышила на бежевом шелке гладью букет сирени.

Пожалуй, это была единственная подушка в доме, с которой он не снял наволочку, не проверил. Все потому, что именно ее жена запретила трогать.

«Потому что ты – свин!» – объявила она ему когда-то.

А он всего-то пролил на нее томатный сок, пока смотрел футбол в гостиной.

Максим не собирался проверять эту подушку. Просто взял в руки, прижал к груди, как будто это Полина.

Внутри что-то зашелестело.