Мой (не)любимый дракон. Оковы для ари - стр. 17
Звук молнии, чиркнувшей на брюках, стал последней каплей. Меня накрыло паникой, обидой, злостью. Грудь знакомо заныла от пробуждающегося внутри холода. А от ледяного крошева, рассыпа́вшегося под кожей, блеклым свечением пробивавшегося сквозь поры, заныла каждая моя клетка. Снежный ком в том месте, где отчаянно колотилось сердце, разрастался, готовый крушить и сметать все на своем пути.
Вот и этого фальшивого тоже смело, от меня подальше. К тонкой фанерке, на которой и распластало подобно Витрувианскому человеку, надежно приковав ледяными кандалами к хлипкой стенке. Пунцового, с приспущенными штанами.
Н-да, опупеть какой мачо.
– Что за х… – матерное слово приглушил намордник изо льда.
Сейчас в этом человеке, испуганно выпучившем глаза, дергающемся, как муха, запутавшаяся в паутине, не было ничего от моего любимого мужчины.
Штора тоже конвульсивно дернулась, отъезжая в сторону, и в комнату, привлеченные шумом, ворвались секьюрити. Да так и застыли с раскрытыми ртами, глядя на расползающиеся по стене ледяные наросты, змеящиеся от раскинутых рук и ног лжедракона. А я меж тем, не теряя времени, просочилась в щель между «шкафом» номер один и «шкафом» под номером два и припустила по забрызганному огнями коридору, отчаянно надеясь, что из состояния шока охранники выйдут не скоро. А когда выйдут, направят все усилия, чтобы отодрать от стены Александра Хреновича, и не станут ловить подморозившую его девчонку.
По закручивающейся спиралью лестнице не спустилась, а слетела. Хорошо, что не кубарем и (о, чудо!) ничего себе даже не ушибла. Чернильные кляксы, одна за другой, расползались перед глазами, в ушах гудело, и от этого звукового-светового шоу голова готова была треснуть.
– Аня! Аня!!! – перехватила меня где-то в толпе Дашка и завизжала в самое ухо, стараясь перекричать грохочущую, несущуюся к нам со всех сторон музыку. – Блин! Ты так меня напугала! За каким чертом поперлась наверх?! Королева!!! – встряхнула со всей силой, на какую была способна.
– Пожалуйста, давай выйдем на улицу. Здесь дышать нечем.
Я действительно задыхалась. Воздух был спертым, пропитанным алкоголем, духами, по€том, и каждый вдох был для меня сродни подвигу. Голова уже не кружилась – кружился весь мир вокруг. Не то танцующие вдруг стали попрыгунчиками, а с ними запрыгали и прожекторы на стенах, и диско-шары под потолком-полусферой, не то это у меня перед глазами все скакало и мельтешило.
Меня все еще потряхивало от выплеска силы, от всего, что там случилось.
Посидела, называется, с подругой в клубе.
Лишь когда закрывшаяся за нами дверь приглушила очередной техно-трек, а на смену рокочущей музыке пришли другие звуки: рев носящихся по проспекту машин, голоса прохожих, свист хозяйничавшего где-то над крышами ветра, я шумно вобрала в себя сырой ноябрьский воздух и, привалившись к стене, замерла, ожидая, когда сердце перестанет крушить мне грудную клетку.