Мой (не)любимый дракон. Книга 2 - стр. 3

Время уже давно перевалило за полночь. Праздник кончился. В замке хозяйничали сумрак и тишина. Меня встречали и провожали блики пламени на стенах и стекающие по ним, расползающиеся по полу причудливые тени.

Я шла, с силой сжимая кулаки, раздираемая сомнениями. Что, если Блодейна узнает, и тогда пострадают мои близкие? Что, если Скальде меня не поймёт? Что, если признавшись, сделаю только хуже? Себе, ему.

Всем.

Обернулась, вглядываясь в следующий по пятам полумрак. Ещё не поздно повернуть обратно… Ногти впивались в ладони, оставляя на коже глубокие борозды, но боли я не ощущала. Не чувствовала ничего, кроме навязчивого желания во всём сознаться.

Я его люблю? Люблю. Хочу ему врать? Не хочу.

Не могу.

И не буду!

Не стану больше идти на поводу у чёртовой колдуньи!

Отбросив сомнения, ускорила шаг, спеша скорее добраться до покоев тальдена.

Не знаю, как обойду стражу. Не знаю, как к нему попаду.

Главное, сегодня… Сейчас! Я всё ему расскажу!

Пленник не сдавался. Бесцветным голосом, словно заведённый, твердил об одном и том же: алиана сама его спровоцировала. Сама дала повод считать, что он ей интересен. Ни угрозы пыток, ни обещание скорой казни не изменили его признаний. Вглядываясь в искажённые мукой черты лица узника, в его странно горящие в темноте глаза, Скальде не мог понять: то ли Крейн совсем не боится смерти, а потому продолжает врать. То ли перед ним сумасшедший, живущий в мире собственных извращённых фантазий.

В которых Фьярра могла его желать.

Впрочем, в сумасшествие герцога тальден не верил. Не верил он и во внезапно вспыхнувшее чувство к эсселин Сольвер. Такие люди, как Крейн — скользкие, хитрые, расчётливые — никогда не пойдут на поводу у эмоций. Им чужды любые страсти, кроме единственной — жажды поживы и власти.

Всё то время, пока находился в подземелье, у решётки, отгородившей его от сырой, затхлой клетки — временного пристанища пленника, Скальде боролся с искушением превратить того в ледяное крошево.

Или просто, не прибегая к магии, разорвать подонка в клочья.

Зверь, с рождения живущий в тальдене, рвался наружу. Не просил — требовал дать ему волю. Чтобы самому расправиться с ублюдком, причинившим боль хрупкой, беззащитной девочке.

Которую по праву считал своей.

Неимоверным усилием удалось обуздать гнев, унять бешеное биение сердца, разгонявшее по телу кровь. Смертоносным ядом жгла она вены. Наверное, оттого мутился рассудок, и ледяная мгла застилала взор.

Поддайся тальден сиюминутной слабости, уступи отчаянному рёву зверя, и разнёс бы к таграм всё подземелье. Тогда погиб бы не только пленник — пострадали бы маги, явившиеся допрашивать Крейна.