Мой любимый глюк - стр. 41

Сердце замерло. 

Да, Зоя. Вот сейчас тебе и откроется вся правда. Вот сейчас ты все и узнаешь.

Мамочка…

Боже мой…

Не хочу я ничего знать. Не знала, и сейчас не хочу, – мысль, пришедшая мне в голову, ужаснула.

Совершенно детская реакция, желание ничего не видеть и не слышать накрыло меня.

Но я не дала этой мысли расцвести и поглотить меня целиком.

Сердце заколотилось по-новой.

А старшая, вот что значит человек опытный и столько лет в медицине, уже, смотрю, наготове нашатырь держит.

– Только не это! – вздрогнула я и пришла в себя.

– Все нормально, все хорошо, Антонинванна, – быстро сказала я. Без нашатыря обойдемся, я уверена.

Но вот от стакана воды, который женщина налила из старого, еще советских времен, графина, я не отказалась.

Старшая и себе налила.

Налила, и выпила в три глотка. Будто это не вода вовсе, а напиток, более привычный охраннику нашему, дяде Феде.

Я прямо диву далась.

Но вот помогла водица-то. Я расслабилась, да и с лица Антонинванны ушло это растерянное, такое не характерное для нее выражение.

–Родильная горячка? – удивилась я. Честно говоря, я всю свою жизнь была уверена, что родильная горячка осталась в далеком прошлом. Слава богу, и тридцать шесть лет назад уровень медицины, даже в нашем городке, был не настолько низок.

Старшая кивнула.

– Подумала я. Потому что мамочка твоя такое говорила, что в здравом-то уме никогда бы не сказало. А тут роды. Непростые роды-то оказались. Мало того, что носила она тебя на три недели больше положенного, так ты и напрочь отказывалась покидать материнскую утробу.

Уж что только наши не делали, даже стимуляцию - а тогда это мало кому делали, редкость.

Да все бестолку.

А потом вдруг, совершенно неожиданно, когда уже стали готовится к кесареву, ты взяла да решительно пошла наружу.

Ой, Зоенька. А родилась ты такой маленькой да худющей, что взяли тебя к недоношенным. Так и лежала в инкубаторе, да.  Вся кожа да кости, синенькая и длинненькая вся такая. 

Я еще удивлялась. Надо же. Мамочка-то твоя роста небольшого, да кругленькая вся была.

– Антонинванна, а мама, мама-то что такого сказала? – поторопила я ударившуюся в воспоминания старшую.

– Ну, ты же говорила, что здоровый человек такую околесицу нести не станет, – постаралась я направить в нужное русло пожилую женщину.

– Да как раз когда тебя взяла в руки, так и сказала – надо же, а ведь я ему не поверила. Как на него похожа-то. Эльф чистой воды, – сказала наконец Антонина Ивановна.

– Ну, о чем можно подумать-то? Какой такой эльф, понимаешь? – она вопросительно посмотрела на меня.

– В смысле, эльф? – задумчиво протянула я. И вспомнила, как мама любила перебирать мои платинового цвета волосы. Иной раз откинет прядку и, будто ненароком, но внимательно-внимательно посмотрит на мои уши.