Мой любимый глюк - стр. 36
Особенно когда так поступали новенькие.
И особенно, которые попадали под ее крыло через протекцию завкадрами.
Я хмыкнула.
Антонине же Ивановне хватило минуты, чтобы, только увидев меня, понять, что мне удалось вернуть пациента. Что с мужиком все впорядке.
Она подошла поближе, и шепотом спросила:
– Он все там, Зоенька?
– Там, Антонинванна. И очень похоже, что никакая помощь ему больше не нужна, – ответила я.
Здоров он. Все реакции в норме, – тут я опять чуть зарделась.
– Ох, Зоенька…, – только и сказала старшая, взглянув на меня.
– Что же, веди меня к нему, – будто через силу, принимая необходимое решение, сказала она.
А я… Я даже не стала спрашивать, зачем.
Просто повернулась, открыла дверь и пропустила ее вперед.
Антонина Ивановна вошла и остановилась у входа. Мой же глюк, который весьма удачно изображал спящего, приоткрыл один глаз и, заметив, что в комнате народу прибавилось, плотно его сомкнул.
Старшая не попалась на эту детскую уловку, а спокойно подошла к постели и сказала:
– А ну-ка, молодой человек, откройте глаза. Я ведь вижу, что вы не спите.
Мой глюк понял, что его раскусили, и не стал сопротивляться.
Он открыл свои изумрудные очи и, взглянув на Антонину Ивановну, сказал:
– А ведь я вас помню, леди. Вы тоже были там. В комнате. Когда этот ваш аппарат чуть не отправил меня к праотцам.
Пожилая женщина только развела руками. Она предпочитала с пациентами не спорить, считая их малыми детьми. Пусть думает что хочет. Лишь бы предписания выполнял, да.
– А давайте-ка мы вам давление все-таки измерим, – сказала она, и принялась за дело.
Давление у глюка оказалось вполне себе неплохим.
Антонина Ивановна посмотрела на него еще раз. Посмотрела на меня. И, приняв наконец решение, сказала мне:
– Он действительно в хорошей форме. Ольга Сергеевна завтра осмотрит, и на выписку.
Только… – тут она замолчала, и, повернувшись к внимательно слушающему ее глюку, сказала:
– Идти-то вам ведь некуда, верно?
Почему одна я ничего не знаю?!
И вот тут мы с ним одновременно ошарашенно посмотрели на старшую.
А потом… Потом я вдруг вспомнила эти ее оговорки. Про маму там что-то было.
Точно!
Что она там говорила-то?
– Вот и мама твоя…
Да. И про глаза его, изумрудные. Да и про уши остренькие. Внимание мое ведь обращала, точно.
Ой, да... Пожалуй, и вызвала меня старшая не случайно. И вовсе не в том дело, что я отлично ставлю капельницы. Ну, в этом тоже, конечно.
Но вот снедали меня смутные сомненья.
– Эх, мама…, – подумала я. – Как же мне тебя не хватает.
Уйти так рано, в неполные шестьдесят. Кто же знал, что крепко сбитая, кругленькая и всегда веселая женщина, которая шутя работает в две смены, на самом деле имела врожденный порок сердца.