Мой любимый глюк - стр. 19

Да уж лучше совсем ничего, совсем не встречаться, чем так.

Вспомнить, и то нечего.

Я вздохнула, глядя на невесомое чудо, которое тем не менее прельщало взор и будто вопияло – купи!

Ну, меня долго уговаривать не надо. Купила.

Правда, теперь дней десять буду сидеть на больничной еде. Да мне не привыкать, ага.

Однако день сегодня явно был не мой. Вы, конечно, догадались, почему.

Ну конечно! Запиликал мобильный. Одно радовало - звонок был не из больницы.

Хотя радость эта была та еще. Звонила Танька.

Не хотела я брать трубку. Может, сплю на законных основаниях, и все тут, после дежурства.

Однако дурацкая ответственность, доставшаяся от родной матери, заставила нажать на “прием”.

Нехотя я ответила:

– Ты чего, Тань?

– Ой, Зойка! – затараторила она, – у нас тут такое творится! Такое!

– Представь, мужик тот, ну, которого скорая привезла. Без сознания был, потом  стал метаться, и помер.

Меня как громом поразило. Я, как только вошла в торговый центр, и думать про него забыла. Как такое возможно?! Ведь это же мой, мой глюк заснул там, на больничной койке, как младенец.

Именно как младенец. А вовсе не вечным сном.

– К-как помер? – помертвевшими губами прошептала я. – Он  просто заснул, я же помню.

– Ну, не знаю, как, Зоя. А только после твоего вмешательства он больше не проснулся, – сказала Танька язвительно.

Я остановилась. Вся радостная энергия, до сих пор бурлившая во всем теле, вдруг замерла, будто к чему-то прислушиваясь. Руки у меня опустились, и пакетик с чудесным нижним бельем выскользнул из них, упав на вымытую до блеска светло-коричневую плитку.

Клариэль.

-- Этого еще не хватало, -- подумал я, открыв глаза. 

Мне  было холодно. Так холодно, как никогда в жизни. Все тело заледенело, и напоминало упавшее с большой высоты бревно, которое унесло в бурным потоком холодного горного ручья в замерзающее озеро. В озеро, в котором оно и осталось, вмерзнув в лед. Единственное, что я мог сделать  - это открыть глаза. Даже это, простейшее движение, которое не требовало напряжения, далось с невероятным трудом.

Неожиданно я встретил взгляд других глаз - серых, усталых, которые смотрели на меня через непонятные приспособления, с удивлением и жалостью.

Жалостью…

Вот жалость я не переносил совершенно. Это чувство было мне до сель не ведомо. Правда, я, как прямой потомок древних эльфов, испытывал нечто подобное к тем несчастным, кровь которых была разбавлена слишком. У них практически полностью отсутствовала родовая память, и всему, буквально всему таким новорожденным приходилось учиться.

Мне же, как прямому потомку, если не все, то многое давалось легко. Я будто вспоминал, и необходимый навык приходил сам собой. Безусловно, не сразу. Безусловно, требовались тренировки и отточки. Но это же совсем другое дело!