Мой любимый домовой - стр. 33
– Уж не знаю, в каких городах-хоромах ты обитала, но у нас тут наказание за измывательство над стариками простое: привяжем к позорному столбу на площади да кнутами объясним наши правила.
– Она ведь меня вот так за волосы схватила и головой!.. Головой!.. – завыла свекровь, изображая находящуюся при смерти. – Ох-ох!.. А я ведь всего лишь зашла яичка куриного у неё попросить… Одно яичко!.. Неделю потому что не ела… лежала, болела… И некому мне было даже воды поднести…
– Врёт она всё! – не выдержала Даша. – Не била я её! Запретила лишь корзины со снедью со двора выносить, пока долг не вернёт! Она деньги, что моему сыну по наследству от отца остались, возвращать не хочет…
– Вот что, девка! – гаркнул старейшина, хлопнув ладонью по столу. – Ты напраслину-то мне здесь не наводи! Я Гамретушку с детства знаю! Бумага у тебя имеется, что она у тебя деньги взяла?!
Дело стремительно набирало нехороший оборот. Даша замерла, опешив, с какой лютой ненавистью на неё сверкал глазами старик и разве что слюнями не брызгал. Ей тут же вспомнилось, что Дьюк со свекровью Дарину на улице обкрутили, сразу после того, как они счёт в банке обнулить её вынудили. И иных доказательств, кроме слов, у Даши не имелось.
Ко всему прочему ей стало ясно как божий день, что староста заведомо на стороне свекрови. «Гамретушки», как он выразился.
– Вот то-то же, – удовлетворённо хмыкнул староста, увидев, что Даша захлопнула рот и поджала губы. – А по поводу твоего дворянчика… в твоих же интересах, чтобы народ не прознал, что твой убогий по рождению аристократ. У нас тут их не любят. Если сейчас его только мальчишки колотят, то после может статься, что найдёшь его однажды придушенным в канаве… Понимаешь, о чём я?
Кровь отхлынула от лица Даши, когда она услышала неприкрытую угрозу в голосе старосты. Алый муар застил сознание: да как он смеет угрожать Мите, пень трухлявый?! Она приподнялась, обводя гневным взглядом скривившегося старика и ядовито хмыкавшую свекровь, на удивление больше не помирающую.
Староста тоже привстал, потянулся и злобно прошипел Даше в ухо:
– Собирала бы ты своего барчонка да валила бы из моей деревни куда подальше: не будет вам здесь места, покуда я жив!
Девушке было непонятно, откуда в нём такая ненависть к ней и Мите, но отчего-то осознала сразу: старик не шутит. Она только набрала в грудь воздуха, чтобы послать и его, и свекровушку в дальние дали, как под окном кто-то пробухал тяжёлым шагом. Затем жалобно заскрипело крыльцо, дверь отворилась, и внутрь ввалился… Дьюк.
– Это что это за столпотворение в моём доме?! – с порога рявкнул он и обвёл всех тяжёлым взглядом, словно каждого кувалдой припечатав. – Я проезжал мимо, решил заехать, отдохнуть, а вы тут голосите так, что вас за околицей слышно!