Мой истинный враг - стр. 45

– Ладно, – она прячет руки в карманы. – Говори.

– Обними меня. 

Он дает девушке время подумать.

Он знает, что это значит для нее, поэтому готовится к тому, что его сейчас пошлют, а в лучшем случае – просто откажут. Она не обязана, на самом деле. Это как брать человека на «слабо» и надеяться, что он купится. Она не обязана.

Ребекка несколько секунд смотрит на него, вскинув брови. Ее рот все еще открыт, и это все еще проблема. Для Мэтта это проблема, естественно. 

А потом она улыбается.

– О’кей! – она преувеличено взбудоражена. Мэтт чувствует запах ее неловкости и злости, и второй аромат острее, ярче, от него голова идет кругом. – Как два пальца! Иди сюда, здоровяк! 

Она раскрывает объятия. 

Мэтт делает шаг назад и уточняет:

– Не так, – он слышит, как сердце девушки пропускает удар. – Мне не нужны бро-объятия. 

Ребекка делает вдох:

– А как тогда?

– Долго. 

– Мэттью, ты наглеешь. 

– А ты можешь просто не сдерживать слово – я не заставляю тебя. 

Он пожимает плечами и ждет.

Слушает, как его человек дышит – с хрипотцой, юношеским психом и неловкостью. Она сжимает и разжимает кулаки, неловко топчется на месте. Мэтт практически видит, как крутятся шестеренки в ее голове. Пустая парковка, один автомобиль и никого вокруг. Хотя, нет, кое-кто есть. Мэтт. Мэтт, который от нее зависим, Мэтт, у которого ломка с тех самых пор, как он впервые ее увидел. Мэтт, который каждый раз при виде нее начинает задыхаться. 

– Ладно.

Ребекка подходит на шаг, вынимает руки из карманов и ждет, когда Мэтт приблизится.

Он не очень-то верит своим ушам сейчас (и своему счастью тоже). Он медленно подходит. Волк широким мазком языка облизывает внутреннюю сторону ребер. Потерпи, мохнатый. Потерпи. Три секунды. Две. Одну. Умоляю. 

Боже.

Ребекка поднимает одну ладонь и кладет ее на его грудь – прямо под сердцем. Оно сходит с ума в этот момент. Нет, не так – два сердца сходят с ума. Одно у него в груди, а второе – под кожей, в венах, там, куда человеку не дотянуться. Оно сходит с ума, потому что зверь, он как Хатико, верный, и от близости Ребекки он живет и подыхает одновременно. 

Мэтт превращается в камень. 

Наверное, он вообще не дышит сейчас и даже не моргает, и Ребекку это, кажется, пугает, потому что она поднимает на него глаза – слегка испуганные, но по-прежнему прекрасные, огромные, живые – и осторожно спрашивает:

– Я должна прекратить? 

Мэтт отдал бы свою жизнь за то, чтобы ее голос прозвучал хоть на малую долю не так равнодушно. 

– Нет, – выдыхает он и не узнает своего голоса. – Нет. Продолжай, пожалуйста.

Труднее всего – вытерпеть и не сгрести ее в охапку. Безумно тяжело ждать, смотреть, как медленно ладонь движется от груди к плечам – так, словно она прощупывает его, изучает, пытается впитать в себя тепло. Вторая рука присоединяется к первой, Ребекка кладет ладони на его плечи и делает короткий вдох.