Мой ХХ век. Как это было - стр. 4
По большому счёту, дед Алексей был настоящим героем. На таких мужчинах держится русская земля. Но им в нашей стране орденов не дают и памятники не ставят. Да ему этого и не надо было. Спасибо, что в тюрьму второй раз не отвезли на санях.
Дед все эти годы и до самой смерти вкалывал на колхоз (считай, это был рабский труд на государство), а по ночам работал по своему хозяйству. Плёл на продажу для дополнительного заработка изумительной красоты корзины и лукошки из ивовых прутьев. Надо было детей кормить. Спал по 2 – 3 часа в сутки, иногда прямо на полу на охапке ивовых прутьев, когда уже сон валил с ног. Дед положил своё здоровье и саму жизнь, чтобы выжили дети. Воспитывать детей ему, вроде, было некогда, но все дети выросли очень порядочными и стойкими людьми. Отец мой всегда говорил о деде с большим уважением и с оттенком удивления и восхищения.
Ещё знаю о деде, что один глаз у него был повреждён и совсем не видел. В молодости ему повредили глаз в кулачной драке. Но это ему не мешало, он никогда об этом не вспоминал и вроде даже не замечал. До революции существовал такой народный вид спорта – кулачные бои. В уездных городах в один из праздничных дней на Масленицу собирались желающие и соревновались, кто лучше дерётся на кулачках. Бои происходили при большом стечении народа, под присмотром полиции, как правило, на льду замёрзшего озера или реки. Дрались в рукавицах. Дед тоже принимал участие в соревнованиях. Это было в Бежецке. Мужик, с которым он дрался, нарушил спортивную этику и тайком вложил в свою варежку какую-то железку для веса. И этой железкой повредил деду глаз. Глаз остался целым, но перестал видеть.
Дед был человек горячий и любил справедливость. На следующий год, уже только с одним зрячим глазом, он опять поехал на кулачные бои. Взять, так сказать, реванш. Вызвал на бой того же мужика. И, видимо, по той же горячности так приложил ему, что мужик мелькнул пятками и грохнулся на лёд без признаков жизни. Пока полиция и зрители пытались выяснить, жив ли мужик, приятели деда, которые приехали поболеть за него (так сказать, его личные спортивные фанаты), быстренько запихнули деда в сани и на предельной скорости умчались из Бежецка лесами в родную деревню. Дед очень испугался. За такое дело запросто можно было попасть в Сибирь. По этой причине дед Алексей не выезжал из деревни до самой революции. Очень боялся попасть в тюрьму. Но, как показала жизнь, и революция не спасла от тюрьмы.
По характеру, как я уже сказал, он был горячий человек. Моя мать во время войны жила с ними в деревне несколько месяцев и вспоминала, что дед здорово гонял своих колхозников, когда те делали что-нибудь не так или ленились. На всю деревню слышно было. Среди дня иногда прибегал домой весь взъерошенный, жадно пил из ковшика квас, жаловался быстро на мужиков, хватал шапку и со словами «Ну, мать, пошёл!» опять бежал на работу. Но дома был сдержанным, никогда голос не повышал.