Мой горячий шотландец - стр. 32
И когда слышу, как из его рта вырывается полу стон – полу вздох, касаюсь языком его языка, затевая с ним страстный танец.
А дальше все выходит из-под контроля. Сильные руки подхватывают меня под ягодицы и прижимают к горячему телу, жадный язык врывается в рот, хозяйничая и навязывая свои порядки. Все вокруг вспыхивает красками, ощущениями, вкусами.
И я испугалась. Сильно. До ужаса. До холодного пота и дрожащих ладошек.
- Все, не надо! – пытаюсь опустить ноги вниз, оттолкнуть Маркаса.
Но он не слышит, пользуется тем, что я отодвинула губы, прижимается ртом к моей шее, заставляя рвано выдыхать и путаться в сигналах собственного тела
- Маркас!! Перестань! Я не хочу – стараюсь отпихнуть его от себя, но это все равно, что пытаться сдвинуть скалу.
И, вдруг, он прекращает. Поднимает голову, и мы встречаемся глазами. Его зрачки затопили всю радужку, ноздри хищно трепещут, все тело твердое и рвется в бой.
- Пожалуйста, отпусти меня – говорю, не особо надеясь, что он послушает.
Но, удивительное дело, он мгновенно от меня отходит. Натягивает штаны и, резко дернув дверь, выходит на улицу. А я остаюсь стоять. Потеряно соображая, когда это обычный поцелуй, вдруг, превратился в такой тотальный капец? И что самое странное, я чувствую себя виноватой перед Маркасом.
Постояв еще немного, беру его футболку и иду на улицу, посмотреть, где он. Долго искать не приходится. Маркас сидит на заднем дворе, на длинной качели. Подхожу к нему, останавливаюсь в нерешительности, не зная, что сказать.
Он поворачивает голову ко мне и, приглашающе постукивает по деревянной седушке качели. Присаживаюсь рядом, протягивая ему футболку. Он ее берет, но надевать не спешит.
- Мне... – начинаю я говорить, но он меня перебивает.
- Я много все делал в свое время, в своем мире. Грабил, убивал, пытал, сжигал дома. Но никогда я не убивал женщин и детей. И никогда не насиловал! Это мерзко, даже для такой черной души, как моя!
Не зная, что сказать, просто прижимаюсь плечом к его плечу и беру широкую ладонь в свои руки.
- Я был еще ребенком, когда на нас напали норманны. Они сожгли все и убили всех. Я один выжил, но лучше б я тогда умер, только бы не видеть, как насиловали моих сестер и мать! Вечером вернулся отец с соклановцами с набега, а от нашего дома остались только развалины, от семьи – только я – напуганный и беспомощный пятилетний мальчишка. Так что, Лизи, я - зверь и на многое способен, зубами позже вырвал глотку тому норманну, что грабил наш дом. Но, никогда не бойся, насильничать я не буду!
Какое-то время сидим в гнетущей тишине. От его слов мне не по себе. Спрашиваю, чтобы отвлечь и его, и себя: