Мой генерал Торрихос - стр. 10
Здесь, в Рио Ато, решил поселиться и жить Генерал Торрихос, на узкой полоске пляжа, на земле, с которой он начал завоёвывать нашу независимость. И чтобы этот его плацдарм независимости постоянно был с ним. И там же, на землях, которые американцы использовали для стрельбищ и танковых манёвров, генерал начал создавать крестьянские поселения.
Из-за того, что местные крестьяне, попавшие в услужение янки, разучились работать на земле, он привлёк к крестьянскому труду армию. Это был своеобразный двойной урок для неё: он показывал солдатам, что крестьянская жизнь трудна и что этот труд надо уважать и защищать его. А ещё и то, что армия может быть производительной силой и должна уметь содержать саму себя.
Помню атмосферу праздника, царившую во всех уголках и улицах Рио Ато в день, когда по улицам прошли грузовики с первым выращенным здесь экспортным грузом ньяху. В Панаме никто не ест этот продукт, но он хорошо продаётся на внешних рынках. Это тоже было уроком для крестьян, на этот раз о пользе правильного планирования производства.
В день моего знакомства с генералом он выступал, одетый в форму, перед тысячей новобранцев для батальона, который позднее получит имя «Батальон Освобождения». Я приехал за несколько часов до этого, чтобы меня тоже приняли в этот батальон. Меня постригли. Свою бороду я сбрил сам, не доставив им этого удовольствия. Меня одели в майку грязно-оливкового цвета, голубые джинсы, огромные боты, оказавшиеся мне велики, и довольно смешную кепку. Меня спросили, завтракал ли я. Я сказал «нет», и меня направили в столовую. Я был там, когда появился сержант и сказал, что меня приглашает генерал.
Со своей гражданской одеждой под мышкой я зашагал вслед за сержантом к площади, где выступал генерал. Сержанту же это показалось медленным, и он без лишних церемоний ударил меня по почкам и добавил, что на вызов к генералу надо следовать бегом. Я проходил военную подготовку в США в одном из полувоенных колледжей, где более-менее усвоил правила игры в армии, и побежал. Прибежал я на площадь изрядно измотанным.
Все мои тогдашние впечатления от этого – это маленькая трибуна рядом с флагштоком, рядом с которым он и стоял на трибуне, и огромное пространство, заполненное стоящими в молчании новобранцами. Впечатлений собственно о нём у меня не было.
И именно там, увидев меня, он перед лицом всех присутствовавших заявил: «Хочешь критиковать нас? Критикуй! Всё, что хочешь! Но изучи нас! Посмотрим, выдержишь ли ты службу! Посмотрим, застану ли я тебя здесь, когда вернусь!» Такая агрессия с его стороны мне показалось несправедливой. Я ведь не был ещё торрихистом, хотя и антиторрихистом тоже не был. А то, что он может не застать меня здесь, вернувшись из Аргентины, куда он уезжает, так это не он, а я могу его здесь не видеть больше. Неважно, что это бессмысленно. На его вызов я просто отвечу сейчас своим вызовом. Но сказать этого я не мог. Я еле дышал после изнурительного бега из столовой до площади. А говорить так и совсем не мог.