Размер шрифта
-
+

Мой друг – предатель - стр. 19

* * *

На перевал прилетели позднее, чем рассчитывали, ближе к полудню. Солнце уже плавило все вокруг, казалось, спекало в единое целое камни, пыль, нашу «вертушку» и солдат, спускавшихся с блока к нам навстречу. С тоской подумалось о том, что нужно нам занимать боевой пост и переть на себе большое количество груза. Как только спустились на землю, тело покрылось едким, каким-то тугим потом, противно катавшимся липким комом по спине, груди и лицу. Быстро выбросили из «вертушки» груз, отбежали в стороны, и машина, жарко всхрапывая, ввинтилась в небо.

Причиной задержки, как всегда, послужили летчики, и, как всегда, не по своей вине или расхлябанности. Тот борт, что должен был забросить нас к месту, рано утром задействовали для перевозки раненых из роты, которая ушла еще три дня назад на «войну» в горы. Оказалось, в ночь их сильно потрепали духи на подходе к зеленке у входа в долину. Получив отпор, душманы классически слиняли по запутанным тоннелям кяризов. В результате в часть привезли троих раненых, в том числе и взводного Мукашева, немолодого старлея, неплохого мужика. Знали мы его по совместной операции этой весной в районе Мармоля. Толковый офицер, ничего не скажешь, чем-то похожий на нашего Кулака. Не внешне, конечно, а неким мощным стержнем, придающим уверенности всем, кто находился рядом с ним.

Пришлось загорать у взлетки почти четыре часа. Наконец-то наш борт полсотни третий тяжело прокатился по взлетной полосе и грузно осел неподалеку, замирая присвистывающими лопастями. К «Ми-8» подскочила «таблетка», санитары сунулись к проему двери. Оттуда уже подавали носилки с ранеными, осторожно перегружали в потрепанную санитарку.

Мы подошли к машине, когда из вертолета выносили Мукашева. Судя по широкой перевязи, порыжевшей от крови, и по его лицу, бледно-серому, близкому по цвету к пыльной почве, да по губам, пузырящимся кровавыми шариками, было понятно, что взводный получил пулю в легкое. Когда втискивали в «таблетку» носилки со старшим лейтенантом, зацепились рукоятью за дверь. Мукашев расслабленно вздрогнул, мазнул по нам больными глазами, даже, показалось, узнал нас, сомкнул веки и тут же закашлялся, выплескивая изо рта кровь.

– Мляа-а-а… – тоскливо обронил Лиса, Генка Лисяк, мой друг и товарищ. – Хреново дело…

Лиса – снайпер. Умный, интеллигентный парень, всегда спокойный, уравновешенный, теперь хмурился и вздыхал, теребя в руках поля панамы.

– Ладно, Лиса, заткнись! – ткнул узкой ладонью в плечо Шохрат Рахимов, по-нашему Бабай или Узбек.

На Бабая Шохрат иногда обижался, если дело было в спокойной, тыловой обстановке. Вот в бою его можно было хоть чуркой, хоть ишаком, хоть собакой назвать, он сразу понимал, что к нему обращаются, и действовал быстро, сообразно обстановке.

Страница 19