Мой дракон - стр. 43
Большерукие не знают земледелия и домашних животных, кроме собак, не держат, все, что нужно для жизни, им даёт лес.
Дождь, не прекращавшийся три дня, закончился, выглянуло солнце, и люди вышли из пещер. На поляне у подножия города-холма словно сами собой возникли разноцветные шатры из звериных шкур.
Рина стеснялась заходить в жилые пещеры, это как без спроса вломиться в чей-то дом. В шатры она тем более не заглядывала, но это не нужно было, жизнь кипела вокруг летних жилищ. Вот только при её приближении, люди замирали, потом низко кланялись, и кто-нибудь непременно бежал за цветами, чтоб возложить у её ног.
Седую, высокую и прямую как палка старуху Рина заприметила давно. Она тоже кланялась ей, как остальные, но стоило отвернуться, и Рина спиной чувствовала её пристальный цепкий взгляд.
Эта старуха была единственной, кто решился подойти к «богине» и что-то долго ей говорить.
В этот вечер Рина долго не ложилась спать, ждала загулявшего дракона. А когда Валь вернулся, ухватила его за кончик крыла, раньше, чем он успел сменить облик.
— Валь, научи меня местному языку.
Тот уставился на неё синими мерцающими во мраке глазами, сменил ипостась.
— Тебе заняться нечем?
— Конечно, нечем, — вспылила Рина, — я тут скоро с ума сойду от безделья, я-то летать не умею.
Она готова была спорить до последнего, но Валь неожиданно легко согласился.
— Ладно. Научу. Только, давай, начнём завтра.
Заснул он в человеческом облике, а Рине не спалось. Она закопалась в ворох шкур, которые здесь служили лежанкой — стало жарко. Сбросила их — холодно. В маленьком домике на острове, она привыкла слышать в паре шагов от себя чужое дыхание, засыпать под него. Здесь же Валь спал слишком далеко, у противоположной стены. Она прислушалась к тишине. Конечно, дыхания она не услыхала, зато вдруг раздался слабый стон.
Что это?
Стон повторился.
Рину снесло с лежанки, раньше, чем поняла, что делает, она оказалась рядом с Валем. Тот выгнулся дугой среди мокрых от пота шкур, а потом вдруг схватился за горло, царапая кожу удлинившимися ногтями. Он словно пытался что-то сорвать с шеи, и Рина вспомнила следы от ошейника.
— Валь! — она схватила его за руки, отвела их вниз.
Валь рванулся и снова застонал.
— Проснись! — она влепила ему звонкую пощёчину.
Валь распахнул глаза, задышал шумно, так, будто не мог надышаться. И на Рину он смотрел, не узнавая. Наконец, во взгляде его появилась осмысленность, он выдохнул и сел. Вытер ладонью струйку крови из разодранной шеи, посмотрел на окровавленную руку с удивлением.
— Плохой сон? — с сочувствием спросила Рина.