Мой дракон - стр. 15
Ночью у больного поднялась температура. Он метался в горячке, стонал сквозь стиснутые зубы, сбрасывал со лба холодные компрессы, чуть не подавился пилюлей, которую Рина с трудом сумела запихнуть ему в рот. То и дело просил воды, странно протяжно выговаривая гласные в этом слове, но пить её не мог, задыхался и кашлял. Свалился с лежанки и чуть не укатился в озеро.
Рина, пыхтя и ругаясь, закатила буйного пациента обратно на лежанку, в очередной раз принялась обтирать горячее как печка тело холодной водой. Сюда бы мага-целителя, но, как говорится, мечтать не вредно. Ей больного сейчас хотя бы успокоить. Мокрая тряпка опять свалилась с горячего лба. Если он будет так крутиться, то и лубки с ноги свалятся.
Рина перебралась к нему на лежанку, села рядышком, сжала виски в попытке поделиться силой. Дед так умеет, он делал так всегда, когда она болела, а она сама ни разу не пробовала.
Парень замер словно зверёк, пойманный в ловушку, а Рина внезапно для себя стала напевать детскую колыбельную про котёнка, которого мама-кошка никому не даст в обиду.
Слышал ли он песню в плену своего бреда? Рина не знала, но продолжала петь, а парень вдруг резко выдохнул и, не открывая глаз, произнёс, всё так же растягивая гласные, но неожиданно чётко:
— Мама. Прости. Кажется, я не вернусь. Тоже.
— Конечно же, вернёшься, — главное — говорить уверенно, даже если этой уверенности нет и близко.
Услышал ли он? Поверил?
По крайней мере, перестал метаться, а Рина до утра сидела рядом, напевала детские песенки, обтирала мокрой тряпкой горячее тело и бездумно перебирала пальцами слипшиеся от пота, но всё равно удивительно мягкие белые волосы. И заснула рядом, когда жар спал, а тяжёлое надсадное дыхание сменилось спокойным дыханием спящего.
Проснулась она ближе к полудню, всем телом прижимаясь к раненому парню. Между прочим, чужому и незнакомому парню, ещё и одетому в одни бинты. Вскочила, как ошпаренная, едва эта светлая мысль проникла в голову. И тут же успокоила себя — подумаешь, никто ничего не видел, даже сам больной, наверняка, ничего не почувствовал.
Рина поправила на себе сбитую на одно плечо рубашку и потянулась пощупать лоб пациента. Лоб был горячий, но уже не такой обжигающий, как ночью.
— Мама, пить, — прошептал парень, когда она убрала руку с его лба, но глаз не открыл и не очнулся.
«Вот же, маменькин сынок», — мелькнула злая мысль.
И тут же пришло понимание, что злится она не на него, а на себя. За то, что не распознала вовремя бурю искажений, за то, что осталась одна, и за то, что не может оказать раненому полноценную помощь. Черница, конечно, как раз для таких случаев и нужна, но не только она, а ничего другого просто нет. И насобирать трав, как дома, она не может, они здесь все незнакомые.