Мой бывший бывший. Книга 2 - стр. 15
Приятно понимать, что я знаю её настолько хорошо. А вот возвращаться из забвения на землю – уже не совсем.
Русалочка версии Ярослава Ветрова – это когда ты делаешь один шаг назад – один, всего один – и уже когда твоя нога опускается на землю – ощущаешь ту самую тысячу ножей, впивающуюся в твою кожу.
Нет, дело не в том, что ступил я на землю, ступил я от Викки – и вот это и хуже всего на свете.
Не-на-ви-жу!
Каждый шаг, что приходится сделать от Викки, каждый вдох кислорода в грудь, что не пропитан запахом её волос…
Но мне приходится. Я должен сделать этот шаг, разжать свои руки – позволить Викки скользкой рыбкой ускользнуть между моих пальцев.
Она отшатывается на несколько шагов в сторону – пытается сделать так, чтобы расстояние между нами было «приличным».
Зря пытается. Оно не будет приличным, даже когда между нами будет несколько десятков километров. По крайней мере, мои мысли о ней станут только непристойней и настойчивей.
– Ты… Ты… – Викки тяжело дышит, встряхивает руками, будто пытаясь ими меня от себя оттолкнуть.
Нужный эпитет у неё не особенно подбирается.
– Наглец? Извращенец? Озабоченный? – ухмыляюсь я, подсказывая.
Озабоченный ею. Да, это мой диагноз.
– Гребаный псих! – отчаянно рявкает Викки, отступая от меня еще на шаг. – Ты… Как ты вообще посмел?!
– А разве ты оставила мне выбор? – я поднимаю брови, замечая, как наливаются алым яростные пятна на шее у Викки. – И потом, неужели тебе не понравилась моя маленькая провокация, дорогая? Такой стон… Я с большим трудом не зашел дальше.
Этих красных пятен становится на светлой коже Викки все больше.
Рванет…
Еще чуть-чуть и рванет.
– Понравилось? – Викки цедит это свистящим шепотом. – Да, дорогой, мне безумно понравилось. Позволь, я подробнее поделюсь с тобой впечатлениями?
Каюсь, я увлекся. Зрелище разгневанной Викки – это как извержение вулкана, удивительно завораживающе, совершенно смертоносно и абсолютно в своей удивительной красоте. Невозможно оторвать глаза и заметить хоть что-то.
По-крайней мере, когда она успела снять туфлю – я не заметил. До той самой поры, пока острый каблук, пущенный с размаха, не врезался мне чуть пониже ключиц.
Резко…
От второй туфли, метко пущенной мне в голову, пришлось уже уворачиваться. Иначе быть мне на суде во вторник с прекрасным фингалом от подошвы.
Ну, или с выбитым глазом.
Интересно, Машутка бы оценила папу-пирата?
Какая же все-таки жалость, что пока она со мной не разговаривает.
А тех трех слов, что она мне сказала «на прощанье» в тот единственный раз, когда взяла трубку, – лично мне хватит на то, чтобы как-нибудь качественно и насмерть отравиться.