Мой босс - мой враг? - стр. 19
Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его. Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!
Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.
И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?
Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость…
Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.
Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.
Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.
— Вот, привезла тебе, — буркает, не глядя на меня.
Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной.
Но что?
— Тетя Зина, — начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. — Все было как обычно. Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? — слёзы закапали на одеяло. — А потом появились эти…
Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.
— Т-ш-ш-ш. Замолчи! — она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. — Ни слова об этом, когда придёт полиция.
— Почему? Этих сволочей надо наказать!
Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.
— О Боже! — соседка-бабулька всплескивает руками. — Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.
В растерянности я глажу по плечу эту крупную и статную женщину, привыкшую без мужика справляться с проблемами, и жду, пока пройдёт приступ отчаяния. Первый раз вижу ее в таком состоянии, и это тревожит до колик в животе, заставляет волноваться еще больше.
Бабульку увозят на процедуры, и мы наконец остаёмся одни. Тетя Зина вытирает красные глаза и смотрит на меня в упор.