Мост через реку Квай - стр. 14
– Сообщите всем, что волю мою не сломить. Ни при каких обстоятельствах я не потерплю, чтобы офицеры моего полка стали чернорабочими.
Клиптон ушел от полковника, раздираемый противоречивыми чувствами. Он и восхищался им и приходил в отчаяние. Он не знал, герой перед ним или опасный тупой идиот. Он не видел другого выхода, как только молиться Господу Богу, чтобы Он как можно скорее забрал, окружив ореолом мученичества, опасного сумасшедшего, который своим упорством навлечет на лагерь на реке Квай катастрофу.
Угрозы начальника лагеря не были пустым сотрясением воздуха. Бесчеловечное отношение уже распространилось на всех других офицеров. Не щадили охранники и солдат, осыпая их бранью и побоями. Уходя от полковника, Клиптон не мог не думать, что ожидает его несчастных больных.
Сайто, как видно, ждал его. Он встретил его чуть ли не у карцера и спросил:
– Ну что?
Глаза у него были тоскливые. Он был трезв и казался подавленным. Клиптон сообразил, что полковник своим упорством подрывает авторитет начальника лагеря, и решил действовать тоже напористо.
– Что? Полковник Николсон никогда не уступит грубой силе. Его офицеры тоже. Увидев, как с ним обращаются, я могу только поддержать его.
Он заявил, что примененные к узникам меры наказания недопустимы не только с медицинской точки зрения, но и с точки зрения международного права. Он даже сказал, что подобная жестокость ничем не отличается от убийства.
Клиптон ждал, что Сайто набросится на него с кулаками, но тот только взглянул на него, пробурчал, что все это вина полковника, и быстро ушел. Доктору вдруг показалось, что японец, в общем-то, не злой человек, а его жестокость объясняется страхом, а страхи у него разные: с одной стороны, он боится начальства, перед которым отвечает за строительство моста, с другой – подчиненных. Он не хочет «ударить перед ними лицом в грязь», показать, что не может заставить пленных слушаться.
Клиптону с присущей ему склонностью к обобщениям вдруг подумалось, что именно страх как перед вышестоящими, так и перед нижестоящими – главная беда каждого человека. Когда он сформулировал для себя эту мысль, то вспомнил, что когда-то, кажется, даже встречал что-то вроде афоризма на эту тему. И это ему было приятно. Размышления отвлекли его от эмоций, он немного успокоился. Продолжая размышлять и уже входя к себе в «госпиталь», он подумал, что всеми остальными бедами и, возможно, самыми страшными, мы обязаны тем, у кого вообще не было ни начальников, ни подчиненных.
Начальник лагеря, похоже, тоже размышлял. В следующую неделю с полковником Николсоном обращались немного лучше, и в конце ее Сайто навестил узника и спросил, будет ли он, наконец, вести себя как «джентльмен». Он пришел совершенно спокойным, рассчитывая, что в полковнике заговорит голос разума, но, столкнувшись с его отказом говорить на затронутую тему, вновь закусил удила и впал в ярость, которая превращала его в дикаря. Узника снова избили, и корейцу, похожему на гориллу, было приказано придерживаться режима первых дней. В приступах исступления Сайто не помнил самого себя. Он набросился с кулаками на корейца, обвинив его в преступной мягкости. Размахивал револьвером, грозя собственной рукой расстрелять обоих нарушителей порядка и дисциплины.