Москва необетованная - стр. 6

– Стойте!

Все замерли. Даже бабулька.

– Я помогу найти вашего внука! – голосом пророка возвестила Алевтина и описала пропавшего мальчика и собаку. Так как видела она пацана со спины, то ограничилась одеждой, примерным ростом и цветом волос, все остальное ей помешали рассмотреть помехи электропроводов и общий нервный фон поискового отряда. Затем прорицательница повела всех к палисаднику и стройке.

– Жив ли он, скажи, жив ли? – причитала бабушка, торопливо семеня за колдуньей.

– Может быть, – задумчиво отвечала она, зорко посматривая по сторонам. «Если он не заигрался на стройке, то он… он… где-то в другом месте», – напряженно размышляла Алексис, понимая, что это дело может оказаться либо началом, либо концом ее карьеры. Остановившись у забора стройки, она провозгласила:

– Ищите здесь!

И пока жильцы рыскали по территории, боролась с мучительным желанием закурить.

– Здесь он! – раздался чей-то крик. У прорицательницы подкосились ноги, а на глаза навернулись слезы радости и счастья. Это был старт ее головокружительной карьеры.

Работа у Семена была наивреднейшей и наиопаснейшей, после шахтеров и испытателей истребителей – он был редактором журнала «Литературный Олимп 21 век». Под таким длинным и многообещающим названием скрывалась второсортная публицистика с претензией на нечто великое и новое. Но, невзирая на старательные потуги редакционной коллегии, претензии так и оставались претензиями.

Семен Федорович обладал приятной внешностью, мягким проникновенным голосом, носил костюмы приглушенных тонов, а на его чисто выбритом лице, как правило, читалось выражение доброжелательной скуки. За всем этим Линец тщательно скрывал все свои неврозы и психозы, нажитые за долгие годы общения с авторами и коллегами по работе. Семен Федорович никогда не опаздывал на работу, но и не задерживался ни на секунду в конце дня.

После второго развода он четко уяснил для себя, что семейная жизнь не его стихия, и вот уже несколько лет числился в завидных женихах у вечно молодых и вечно подающих надежды писательниц. И поэтесс, которых Линец любил особенно люто. Очертив вокруг себя невидимый круг, он никого не подпускал к себе и сам за пределы этого круга выходить не желал.

То и дело Семен принимался за написание нового масштабного романа, который непременно загасал после пяти-шести глав, и Линец погружался в задумчивую меланхолию и созерцание домов из окна своего кабинета. Вместе с ним, в одном жизненном пространстве, размещались еще два стола – с критиком Травкиным и поэтом Тонкошкуровым. Их Линец обозревал издали, откуда-то из своих, только одному ему известных миров. Критик с поэтом были сравнительно молоды, перед Линьцом робели, и лишний раз старались не нарушить его творческого процесса. Они не знали, что конкретно написал и издал Линец, но задавать ему подобные вопросы считали неприличным, а своим домочадцам говорили шепотом, с придыханием, что работают в одном кабинете с самим Линьцом!