Москва на линии фронта - стр. 9
– Так что можно сказать, что вам тогда приходилось выполнять только командирские обязанности?
– Нет, не только. Известно было, что немцы – абвер – под видом выходцев из окружения забрасывали своих разведчиков, диверсантов… Вербовали они и наших бойцов, которые смалодушничали и сдались в плен, опрашивали их, наскоро инструктировали и с определенным заданием посылали в боевые подразделения Красной армии… Так что приходилось на ходу проверять все наше «пополнение»: кто такие, чем дышат, как и почему от своей части отстали. К нашему счастью, агентов не было.
– Куда же вы в конце концов вышли?
– К знаменитому селу Бородино – туда, где 26 августа 1812 года проходила знаменитая Бородинская битва. Там по всему полю памятники стояли! Село выглядело чистым, с хорошо отстроенными домами. Местные жители, особенно женщины, встретили нас тревожными взглядами. У многих на глаза навертывались слезы – вид наш, вероятно, не мог вызвать иных эмоций. Нас быстро разместили по домам, начали приносить продукты…
– То есть в конце концов вы получили возможность отдохнуть… Это же сколько времени вы не выходили из боя?
– Да какой там отдых! Не успел я поесть, как ко мне прибежал боец, находившийся в охранении, и доложил, что со стороны возвышенности, примерно в километре от деревни, появилась колонна немецких танков. И опять отряду была дана команда построиться и приготовиться к отражению танковой атаки. Спешно принялись сооружать на историческом поле окопы, хотя и сознавали, что для гитлеровцев мы не представляем никакой реальной угрозы. Но не отдавать же Бородинское поле врагу просто так!
Тут со стороны Можайского направления неожиданно послышался гул автомашин. В Бородино въехали воинские части какого-то соединения Красной армии и стали разворачиваться в боевой порядок; артиллерия начала подготовку к бою. Как я потом узнал, это была 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника Виктора Ивановича Полосухина, которая только что, 27 сентября, была введена в состав действующей армии.
К нашей позиции подъехали автомобили, и полковник – командир полка, прибывшего с Урала, – спросил, кто мы такие. Я объяснил. Тот посмотрел, сколько нас есть и в каком мы виде, и сказал, чтобы мы шли в Дорохово, на сборный пункт, а его полк займет оборону… Я привел свой отряд в Дорохово – нас оказалось 72 человека: десять – рядовые и сержанты, остальные – командиры. И подполковники тут были, и майоры…
– А вы – только старший лейтенант? Почему же они вам подчинялись?
– Настолько, видимо, был велик авторитет военной контрразведки. Все относились ко мне с уважением, а прощались – со слезами… Кстати, начальник сборного пункта от имени командования объявил мне благодарность за умелые действия в тылу противника и вывод отряда из окружения. Затем мне была предложена должность начальника штаба вновь сформированного стрелкового полка, которому предстояло действовать в Подмосковье. Поблагодарив за доверие, я попросил доложить в штаб 16-й армии и полковнику Шилину, начальнику контрразведки армии, о моем прибытии – и только после этого принимать решение о моем назначении. Кстати, в то время пока мы выходили из окружения, военная контрразведка из 3-го управления Наркомата обороны, в Управление особых отделов НКВД СССР – то есть уже в совсем другое ведомство.