Москва. Автобиография - стр. 84

» и стрелять «без опочивания день и ночь». (Обе эти пушки, а также Ехидну, Кречета и Соловья по приказу Петра I впоследствии перелили «в пушечное и мортирное литье».)

В 1586 г. ученик Кашпира Ганусова Андрей Чехов отлил мортиру, превосходившую размерами и Павлина, и Кашпирову пушку. Пискаревский летописец сообщает: «Повелением государя царя и великого князя Феодора Ивановича... слита пушка большая, такова в Руси и в иных землях не бывала, а имя ей Царь».

О колоссальных пушках и иных «диковинах» московского двора оставил сообщение посланник персидского шаха Орудж-бек Байат, позднее принявший католичество и известный под именем дона Хуана Персидского.

Когда мы вошли в город, нас разместили в больших домах, которые походили на крепость; в одном поместили персидского посланника, который был отправлен к московскому царю; в другом – нашего посланника и нас самих, а в третьем поместили англичан; и оставили с нами триста человек стражи, и царь тотчас повелел нам прислать девять человек, которые понимали наш язык, по три в каждом доме, и приказал прислать нам большие подарки. И когда мы отдохнули там восемь дней, в воскресенье прислал он своего дворецкого звать нас, и мы вышли (из своих домов) в том же порядке, в каком вошли в город, и пешая стража стояла так же, как и в день нашего въезда, вплоть до самого дворца, и нам нужно было пройти четверть мили до дворца от замка, где нас поместили. Царский дворец – это и есть та самая цитадель, о которой мы говорили и в которой около шести тысяч домов, все из дерева, за исключением царского дворца и стен, которые из камня, и построены они и укреплены на итальянский манер, как мы уже сказали. Внутри этой укрепленной окружности находилось много церквей, и в самой большой из них есть колокол столь замечательный, что в него зазвонили, чтобы мы услышали это чудо, и тридцать человек не могли его двинуть; и в него звонят только в день рождения и коронации государя. Когда мы подошли к воротам дворца, мы нашли там царского дворецкого, ростом почти гиганта, который имел рядом с собою свирепейшего пса, привязанного на цепь, которого спускают ночью; этот дворецкий провел нас до второй двери, где находился другой, который довел нас до третьей двери, а дворецкий третьей двери довел нас до царской залы, где мы увидали 500 кавалеров, всех в платье из парчи, подбитой мехом, и в шапках, украшенных драгоценными камнями и другими изящными вещами невероятной цены. Эти кавалеры встретили нас и проводили до конца залы, где и находился сам царь; зала эта так велика, что от начала ее у дверей с трудом можно различить, что делается на конце ее. Своим построением она напоминает галереи или церковь, но она так длинна, как это уже было сказано; ее своды и купола поддерживаются на известном расстоянии сорока колоннами из позолоченного дерева, которые украшены резьбой и множеством листьев, а толщину их с трудом обхватят двое людей. Когда мы дошли до конца залы, мы увидели царя, который сидел на троне, стоявшем на возвышении из многих ступеней, а трон был из массивного золота и украшен самыми драгоценными камнями. На царе была одежда из золотой материи, подбитой мехом, со многими пуговицами из алмазов; на голове (у него была) шляпа наподобие митры, а в руке скипетр, наподобие пастырского жезла. Сзади царя стояло сорок кавалеров с серебряными скипетрами, которые суть знаки, носимые царем на войне... Обед был чрезвычайно обилен и подан с большою роскошью, потому что каждому было предложено более сорока блюд, и все, что подавалось, подавалось в целом виде, и это было – телятина, дичь, баранина, гуси, утки и другие водяные птицы; хлебы, которые были поданы, были так велики, что один с трудом несли два человека, и (кроме того был поставлен) серебряный рукомойник, наподобие очага с ручками; и царь послал каждому отведать со своего блюда, сообразно с достоинством каждого гостя, в особенности же (посылал отведать) виноградного вина, которое есть предмет всего более ценимый в том царстве; это вино привозят очень издалека для царя и епископов, для того чтобы они могли распределить его между своими церквами для совершения таинства. За небольшой загородкой внутри залы, в которой мы обедали, все время играли на различных инструментах и пели, и обед продолжался с двух часов пополудни до восьми вечера, и потом мы вернулись в наше помещение, в сопровождении той же свиты и той же стражи, с которыми отправились во дворец, при освещении ста факелов, а слугам нашим было отправлено великое изобилие яств. И всякий день, когда кто-нибудь из нас желал отправиться посмотреть город, надо было просить позволения у капитана той крепости, и он давал нам четыре человека стражи; по прошествии восьми дней нам стали показывать достопримечательности города, в особенности царскую сокровищницу, в дверях которой стояли два очень некрасивых изображения львов; одно из них было, по-видимому, из серебра, другое – из золота; а что касается богатства, которое имелось там, то трудно этому поварить, не то что сказать, и потому я умалчиваю. Гардероб царский также заключал в себе неоценимые драгоценности, а в арсенале хранилось так много оружия, что им можно было бы вооружить двадцать тысяч кавалеров. Также показали нам клетку с дикими зверями, и среди них был лев величиною с лошадь, у которого грива была чрезвычайной длины, и он так рассвирепел, увидев нас, что сломал один из брусьев клетки очень больших размеров. Затем мы бродили по городу, видели великое paзнообразие ее лавок и большую площадь, на которой стояли пушки такой огромной величины, что два человека могли войти в их жерло для того, чтобы чистить их, и каждая из них была длиною 7 аршин, и для заряду в них клали по 2 арробы (около 100 фунтов) пороху в каждую.