Московский миф - стр. 15

Киевская Русь и Московская Русь – две разных страны.

Не совпадает территория. Различается государственный строй. Несопоставимы погодные условия.

В первом случае – близость к византийской высокой культуре, полные сундуки серебра, приходящего от торговли и транзитных пошлин, да еще плодородные равнины, которые не прокормят только ленивого. Во втором – бедный лесной угол, очень слабая торговля, скудные почвы, постоянный недород, бедность хлебом, деньгами, дружинами.

Киевская Русь умела мыслить масштабно, вести великие войны с соседями, распутничать и швыряться деньгами. Русь Московская, зажатая между Ордой и Литвой, экономила на всем, высокий полет древнекиевского образованного класса долгое время был ей недоступен. О великом ли думать, когда следует готовить дань татарам, готовить отпор литве и из того, что осталось, готовить микроскопическую трапезу?

Между Киевом и Москвой – провал умственного ничтожества. Ранняя Москва – умственная пустыня. И лишь собрав силы, сосредоточив Русь вокруг себя, Москва зрелая, могучая, позволила себе интеллектуальную изощренность.

Очень поздно.

Очень, очень поздно.

Зато с каким великолепием…

В ту давнюю пору, когда митрополит Иларион создавал «Слово о Законе и Благодати», Русь умела мыслить себя как значимая часть безбрежной Христианской цивилизации.

С раздроблением Древнекиевского государства генерализующая сила русской исторической мысли ослабела. Самая черная эра в судьбах Руси – от Батыевой рати до поля Куликова – была не только годами разорения, унижения, распада, но еще и веком великой немоты. Дар возвышать мысль над обыденностью отнялся, как живое слово отбирается у насмерть испуганного человека его страхом. Мышцы ума чудовищно атрофировались… Способность осознавать общерусское единство и встраивать его интеллектуально в симфонию мирового христианства как будто погрузилась в дрему и не покидала царства снов ни при Михаиле Тверском, ни при Иване Калите, ни при Иване Красном.

Время от времени, вспышками, она пробуждалась. Так, память о великой победе на поле Куликовом родила эпическую поэму «Задонщина». По словам академика Д. С. Лихачева, «…во второй половине XIV и в начале XV века Москва неустанно занята возрождением всего политического и церковного наследия древнего Владимира. В Москву перевозятся владимирские святыни, становящиеся отныне главными святынями Москвы. В Москву же переходят и те политические идеи, которыми в свое время руководствовалась великокняжеская власть во Владимире. И эта преемственность политической мысли оказалась и действенной, и значительной, подчинив политику московских князей единой идее и поставив ей дальновидные цели, осуществить которые в полной мере удалось Москве только во второй половине XVII в. Идеей этой была идея киевского наследства». После Тохтамышева разгрома и особенно в годы осторожного правления Василия I величественная концепция «киевского наследства», вероятно, имела над умами московских книжников и московских политиков лишь призрачную власть. Можно сказать, власть мечты, оживляющей руинированный ландшафт… Но поэт мог согреть ею измученные сердца русских людей. И вот автор «Задонщины» вещает: «Князь великий Дмитрий Иванович с своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Ведомо нам, брате, что у быстрого Дону царь Мамай пришел на Русскую землю, а идет к нам в Залесскую землю. Пойдем, брате, в полунощную страну жребия Афетова, сына Ноева, от него же родися Русь православная. Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного Днепра и посмотрим по всей земли Русской. И оттоля на восточную страну жребии Симова, сына Ноева, от него же родися хиновя – поганые татаровя, бусормановя. Те бо на реке на Каяле