Московский гамбит - стр. 23
И вдруг потемнело. Олег ушел в непонятное забытье. Когда он очнулся – сколько прошло времени, он не помнил – Светлана уже прощалась: ей надо было идти. Растроганный Закаулов, совсем трезвый, напросился проводить ее.
Валя Муромцев почему-то постеснялся присоединиться к ним и решил идти с Олегом, совсем в другую сторону, к метро. Выйдя из леса, простились и разошлись.
Олег и Валя быстро очутились в сутолоке улиц, среди автомобилей, троллейбусов, спешащих людей, спокойных толстеньких газировщиц. Олег не замечал вокруг ничего, и вдруг постепенно стал впадать в странную ярость.
А Валя говорил что-то; и вот Олег услышал.
– Да, глаза Светочки могут поднимать мертвых из могил.
– Вот уж занятие у нее будет, – расхохотался Олег, – поднимать взглядом покойников из гробов!
– А что?
– Ну, ладно, приди в себя-то, – вдруг резко и холодно сказал Олег. – И не безумствуй.
– Но ведь Бог, говорят, умер, – не унимался Валя, улыбаясь.
– Ну, это смотря для кого.
Усталые, они присели на скамейке, в садике, недалеко от станции метро. Та самая ледяная ярость поднималась в душе Олега: и он отчужденно посмотрел вокруг.
– Вам бы всем вечно сидеть под юбочкой, – далеким голосом проговорил он. – Извини, Валя, я сам люблю это временами. Я имею в виду ах, слезы, необычайные глаза, и воспарение неизвестно куда.
– Ничего себе поэт, – ошеломленно подумал Муромцев. – А я ведь прозаик.
– Ну, предположим, отобьешь ты Светку у Петра, женишься: но ведь все будет другое, я не говорю, будет только плохое, но все другое, – продолжал Олег. – А эти необыкновенные моменты!.. Как тебе сказать!?.. Я не думаю, разумеется, что это иллюзия, нет, но это существует в каких-то иных измерениях, чем человеческая жизнь. Ничего уж не поделаешь! Мы можем там быть только мгновениями.
И он хлопнул Муромцева по колену.
– Пойдем!
И они вошли в сумасшедшее, бешеное кольцо метрополитеновской станции. Свет ослепил их, и ошарашил грохот. Поток людей несся вперед.
С трудом им удалось присесть в набитом битком вагоне. Вагон тронулся, и поезд помчался в черную пропасть подземелья.
Муромцев погрустнел и неожиданно спросил Олега, наклонившись к нему:
– Олег, я вспоминаю один разговор у тебя: после Бога, теперь очередь искусства умереть на земле…
– Везде все умерло, дело не только в искусстве.
– Все умерло? – с каким-то ужасом спросил Муромцев.
– Если не считать исключений, немногих.
– Но будет ли возрождение?
– Если и будет, то только после конца мира.
– И что же делать?! – воскликнул Муромцев. – Бог умер, искусство умирает, Красота возможна лишь мгновениями, и нигде на земле надежды нет! И что же делать!