Москит. Крах и пепел - стр. 15
– Да, на полиграфе. Я еще раньше понял, что вопросы будут простые, но с непростым подтекстом, и был морально готов. Но когда оказался один на один в темном помещении с серьезным мужчиной в погонах, меня оторопь взяла. Не мужик, а воплощение Будды, или как там у них называется, забыл, лама какой-то… То ли он помер, то ли жив, сидит в одной позе и сквозь тебя смотрит. И вопросы задает вроде: «как вы относитесь к смерти?». В общем, мямлил я там что-то, запинался, краснел, как школьница. А когда вышел, то узнал, что мое поступление закончилось. Вот так. Выдержки мне не хватило и самообладания, нервы подвели. Но я потом узнал, что следственный факультет или контрразведывательный мне все равно не светили, туда только своих берут, потомственных разведчиков. В армию пошел, срочку отслужил, по контракту потом на два года остался. Женился, дочь родилась, Лизка, ей сейчас шесть. Потом Мишка появился, ему одиннадцать. Он приемный, мы его из детдома усыновили. Работаю в конторе одной по перевозке особо ценных грузов, в сопровождении…
– Золото, бриллианты? – не преминула уточнить Наташа.
– А как же, у нас этого добра навалом, – гордо заявил Илья, словно только и делал, что перевозил из одного конца страны в другой свои собственные драгоценности. – Антиквариат еще, технику ценную, оружие старинное, и обычная инкассация. Лошадь однажды везли, сами чуть по дороге не сдохли…
– Лошадь? – поразилась Наташа. – Какую лошадь, куда, зачем?
– Дорогую, как сволочь, – поморщился Илья, вспоминая чудовищную неделю, проведенную рядом с капризной скотиной. – Стоит, как два мерса, или как три, уже не помню. Но красивая, рыжая, а грива и хвост белые. Мы ее в Кельн везли. Так у лошади всю дорогу истерика была, сами обалдели. С ней два конюха ехали, думали, мужиков потом отпаивать придется – так нам эта тварь арабская мозги вынесла. Но мы до Кельна и обратно, а мужики с лошадью в Лондон двинули, не завидую я им… Теперь про себя давай, – потребовал Илья.
– Обычно все, – Наташа смотрела в стену на портрет то ли великого химика, то ли биолога, и обращалась, скорее, к ученому, чем к Илье. – Институт закончила, замуж вышла, сына родила. Развелась, второй раз замуж сходила, еще один мальчишка появился. Муж от меня сбежал, живу с матерью и детьми. Работаю бухгалтером. Слушай, пойдем подышим. А я покурю. Держи, – она бросила Илье на колени свою сумку и направилась к парте, заваленной куртками и пальто. Солидный мужчина с блестящей макушкой и круглым брюшком галантно помог Наталье раскопать общую кучу и подал ей черный полушубок. Илья поднялся со стула и, помахивая сумочкой с заклепками, направился к обоим. Мужчина, в прошлом троечник и раздолбай Гошка Митрофанов, с трудом получил аттестат, никуда не поступил, и угодил прямиком в армию. А оттуда – в тюрьму за продажу «неустановленным лицам трех автоматов Калашникова с запасными магазинами в количестве шести штук». Отсидел два с половиной года, вернулся домой, сейчас содержит в городе три палатки с пивом и весьма доволен жизнью. Прошлым своим гордится и в каждом разговоре словно невзначай упоминает: «когда я сидел в Крестах…».