Морской спецназ. Звезда героя - стр. 6
Главная беда была в его характере, и даже не столько в характере, сколько в выражении румяной губастой физиономии. Из-за этого выражения в родной деревне его прозвали Телком (звать его Кокошей там, дома, никому не пришло в голову, потому что Кокориных там было полдеревни, а может, и больше). Высокий, плечистый и сильный, Кокоша был безобиден, наивен и робок, как самый настоящий теленок. Таким всегда больше всех достается от сверстников и в детском саду, и в школе, и в пионерском лагере. Что уж говорить об армии!
Говоря коротко, Леха Кокорин с первого дня своей срочной службы стал козлом отпущения, и конца этому не предвиделось.
Он стоял у решетчатой стены оружейной комнаты рядом с привинченным к стене телефоном в архаичном корпусе общевойскового образца, трубкой которого при желании можно было запросто проломить кому-нибудь череп, и вместо выкрашенной масляной краской стены казарменного коридора видел перед собой тихую равнинную речушку за околицей и заливные луга с темной щетинистой полоской дальнего соснового бора на горизонте.
Потом в тишине спящей казармы послышались неторопливые шаги нескольких человек. Двое тяжело и уверенно, нисколько не боясь потревожить сон окружающих, стучали каблуками, и еще как минимум двое шаркали казенными тапочками.
Бросив быстрый косой взгляд в сторону темного кубрика, Кокоша поспешно подтянулся, приняв строевую стойку. Оттуда, из кубрика, уже выходили четверо – дежурный по роте старшина второй статьи Лопатин, второй вахтенный, татарин Рашидов, и еще двое старослужащих. Лопатин и Рашидов были одеты по всей форме, поскольку стояли в наряде, а их спутники щеголяли в тельняшках, трусах и тапочках.
Внутри у Кокорина все так и заныло от нехорошего предчувствия. Конечно, теоретически эти четверо могли направляться не к нему, а в гальюн, чтобы перекурить и, может быть, даже глотнуть одеколону. Но это только теоретически. Ну на кой ляд, спрашивается, им было вставать посреди ночи только затем, чтобы выкурить по сигарете?
Когда они проходили мимо, Кокоша на всякий случай вытянулся в струнку и отдал честь. Что с того, что на дворе ночь и что вахтенный вовсе не обязан козырять каждому, кто, одной рукой придерживая сползающие трусы, а другой протирая заспанные глаза, на заплетающихся ногах бредет мимо него по нужде в гальюн? Было бы желание, а придраться можно и к столбу: почему, дескать, криво стоит?
– Вольно, матрос, – насмешливо бросил, проходя мимо, старшина второй статьи Лопатин.
Козырнуть в ответ он, естественно, и не подумал. Даже адмирал на его месте козырнул бы, но Лопатин – не какойнибудь адмирал, а старослужащий, ему устав не писан.