Морфин. Фантом любви - стр. 3
Так вот, Геннадий Васильевич умело пытается задеть человеческие струны, включив свет в их сердцах и обнажив их страхи. Другой вопрос, что далеко не каждый человек способен взглянуть этим страхам в лицо. В картинах Геннадия Васильевича вы не увидите множества ярких красок, которые напыщенно льются отовсюду весенним днем на Андреевском спуске, вы не заметите там красоты или эстетики, там есть место лишь правде. Ибо победить свои страхи можно, лишь взглянув правде в глаза.
И мне кажется, что те люди, которые покупают его картины, становятся на шаг ближе к себе настоящим.
Худое и костлявое тело обнаженной женщины, вытянутой в длину, на фоне серо-зелёных клубов дыма сигарет, что затушенными бычками валяются у ее ног, кажется зрителю сперва отталкивающим. Кожа с виду молодой женщины – дряблая и сухая. Усталость – то ли от жизни, то ли от банального недосыпания – выдают синие круги под закрытыми глазами. Создаётся впечатление, что она наполовину мертва, но все еще наполовину жива. И только стороннему наблюдателю остается домыслить картину до конца.
Как по мне, мысль здесь одна. Мы прожигаем нашу жизнь, не ведая зачем. Мы пребываем в полудреме, растрачивая свой физический потенциал и интеллект на сомнительные радости, которые рано или поздно приведут к смерти.
Поздоровавшись с Геннадием Васильевичем и перекинувшись несколькими словами о погоде, которая собиралась, видимо, на дождь, я достал из кармана пачку Lucky Strike и закурил.
– Володь, а ты ведь неисправим, – подметил старик.
– Нет, Геннадий Васильевич, просто моя жизнь уже давно потеряла всякий смысл.
– Хочешь, чтобы я нарисовал тебя вместо этой девушки с сигаретой? – с ухмылкой продолжал он.
– Нет, думаю, зрителям больше по вкусу все же придется обнажённое тело этой особы, нежели мое, – произнес я, бросая взгляд вдаль, на кучку старшеклассников, возвращающихся домой.
– Так ты бы бросил курить, занялся собой и обрел бы цели… Ты ведь здоровый, не старый и не глупый мужик, у тебя еще полжизни впереди, а ты так рано отрекся от всего.
– Нет, я не отрекся… Я просто уже давно перестал жить. Жизнь без нее – жизнь без себя…
Старик, похлопав меня по плечу, словно дал знать, что он полностью меня понимает, пусть и видит призрачный выход из этого состояния. Ему-то тоже довелось проститься со своей любимой. Но куда болезненней было прощанье с детьми…
Он имел все: успешную должность, красавицу жену, великолепных деток, уважение коллег, материальный достаток, популярность среди женщин (которой, впрочем, ему и не нужно было, так как он искренне и безудержно любил лишь одну – мать своих детей). Но в одно мгновение, словно рухнувшие небеса, его привычная жизнь обвалилась и уже никогда больше не стала такой, как прежде…