Море - стр. 76
Плотники и кузнецы подобрались молодец к молодцу. Многие из них опытные мастера по части корабельного строя, это те, что в Поморье на работах были и с иноземными мореходцами на Студеном море сдружились. Всех их в Москву из Архангельска свезли. Каждый хорошо известен боярину Бельскому. Время такое: человек, знающий мастерство, – государю находка! Умелы мастера-чужестранцы, что на службе у царя, слов нет, однако, как ни одаривай их, какими милостями ни осыпай, все они чужие люди, наемники.
С пилами, с топорами, в тулупах, затянувшись кушаками, деловито разместились рабочие во многих розвальнях. Лица суровые, раскраснелись на морозе; брови, ресницы, бороды покрылись инеем.
Помолились: «Господи, благослови! В добрый путь!»
Под свист, галдеж возниц снялись с места; заскрипели полозья, и длинный пестрый обоз медленно пополз из Сокольничьей рощи в поля, провожаемый суровым взглядом гарцевавшего на коне седобородого боярина Бельского.
Декабрь 1563 года ознаменовался двумя печальными для Ивана Васильевича событиями: скончались, один за другим, брат его, Юрий Васильевич, и митрополит Макарий.
Утро тридцать первого декабря было тихое, пасмурное. Непохоже на зиму. Накануне вьюжило, теперь моросил дождь. Дороги почернели, распустились. С крыши потекло. Голуби, как всегда, весело копошились в навозе на кремлевской площади против Вознесенского монастыря.
Молодые послушницы щедрыми пригоршнями бросали им зерно, разомлев, разрумянившись от оттепели. Стремянная стрелецкая стража с секирами за спиною, лукаво косясь в их сторону, объезжала кремлевские улицы. Тоскливо, уныло тянулся однообразный похоронный благовест со всех кремлевских и посадских церквей.
Москва была оповещена глашатаями о кончине смиренного первосвятителя, блаженной памяти митрополита всероссийского Макария.
В доме двоюродного брата царя, князя Владимира Андреевича Старицкого, сошлись его друзья, бояре и дьяки, чтобы помянуть почившего святителя. Увы, ни на лицах собравшихся, ни в речах их не было скорби.
Напротив, в отдельных словах кое-кого, холодных, сухих, послышалась скрытая неприязнь к покойному иерарху.
Иван Петрович Челяднин, развалившись в кожаном кресле, ранее принадлежавшем ушедшей в монастырь матери князя Старицкого Евфросинии, и перекрестившись, сказал с явным равнодушием:
– Ну что ж! Стало быть, уж так Господу Богу угодно. Да оно и к лучшему. Греха меньше будет. – Откинув на затылок свои пышные, курчавые, с проседью волосы, вздохнул: – Бог его знает!.. Не каждого человека поймешь… Кем был почивший батюшка митрополит? Господь Бог ведает!.. Не пойму я что-то.