Море - стр. 71
Роде протянул сжатый кулак над столом.
– Этой рукой я сверну голову любому, кто будет мешать царю плавать по морю! Море не только польское, шведское, но и датское, и русское! Вот как! Три короля приговорили меня к смертной казни. Так пускай их будет десять – меня это не смутит.
Роде был страшен. Лицо его, с большим шрамом на щеке, стало красным, глаза горели ожесточением, сильные белые зубы сверкали, как у зверя, и весь стан его, слегка сутулистый, был наклонен в каком-то зловещем напряжении, словно Роде готовился прыгнуть на сидевших против него немцев.
– Я датчанин, но не пощажу я и датских каперов, коли они мне попадутся. Отправлю и их к чертовой бабушке на морское дно!
Опять выступил со своею плавною, спокойною речью невозмутимый дьяк.
– Правду сказываешь, благородный человек, – произнес он, размеренно, в такт словам, делая движение правой рукой. – Указ германского императора, два года назад изданный, сильно огорчил нашего государя. После того указа лютое учинилось каперство на море, но что поделаешь: Бог судья немецкому владыке и его вельможам! Однако повинны ли в том деле честные немецкие люди, перешедшие на службу к нашему царю и сидящие за этим столом?
– Нейн! Ми не повинен! Немецкий кюпец разорен от той указ, – грустно покачал головою Штальбрудер. – Не один кюпец, но и простой человек, ремесленник, им нет работа. В германских город голодно, трудно жить. Герои, подобные полковник Юрий Францбек, и те уходят в Москву, для служба царю…
Штаден сорвался с места, воскликнув:
– А Фромгольц Ган? А Франциск Черри? А Фридрих Штейн? Много-много наших здесь, в Москве… И все они осуждают тот указ!
Роде ядовито улыбнулся:
– Бродяг в Германии немало… Видел сам.
– Нечего кивать на Германию – весь запад кишмя-кишит бродягами… – обиженно отозвался молчаливый Каспар Виттенберг. – А отчего? Постоянные войны разорили народ, упали ремесла, упала торговля… Вот отчего!
– В Дании бродягами хоть пруд пруди! – засмеялся Штаден, довольный тем, что против Роде ввязались в разговор и другие.
– Бог милостив, – торопливо подливая гостям вино, примирительно произнес Гусев, – царь людьми не обижен… Всякого дела мастеров посылает ему Господь из-за моря: и оружейников, и корабленников… Ну что ж! Милости просим. Жалуйте! Матушка Москва не обедняет. За Яузой в слободах, на Болвановке и у нас, в Наливках, всюду добрые иноземцы расселились, в полном совете с царевой властью…
– Русский царь слишком добр!.. – мрачно улыбнулся Роде. – И неосторожен.
– Наш император тоже добр… – вспыхнув от досады «на этого назойливого дылду-датчанина», с гордостью произнес Виттенберг.