Море, море - стр. 77
Этому я, конечно, не поверил.
А Розина продолжала:
– Гилберт Опиан изо всех сил сколачивает против тебя некую клику. Очень весело, все в восторге.
Гилберт – вот кто всему виной.
– А ты, скорее всего, и не знал, что Лиззи живет с Гилбертом. Еще один сюрприз. Кроме тебя, все знали. Если тебя не интересует, с кем она живет, значит ты не интересуешься ею достаточно для того, чтобы на ней жениться.
– Да не собираюсь я на ней жениться.
– Ты уже сказал это два раза.
– То есть я… Ох, Розина, уйди. И они не любовники.
– Ты в это веришь?
– То есть я поступлю так, как захочу.
– С кем жила я, это ты всегда знал.
– Не обольщайся. Мне решительно все равно, чем ты занимаешься и с кем живешь, лишь бы ко мне не приближалась. Марш отсюда.
Розина не сдвинулась с места, только протянула руку через стол и длинным острым ногтем среднего пальца коснулась рукава моей рубашки. А потом я почувствовал, как ее ноготь вонзился мне в руку. Я не вздрогнул, не шелохнулся.
– Ты ничего не понял, – сказала она. – Зачем, по-твоему, я к тебе пришла? Я не для того забиралась в твой дом и все тут крушила, чтобы позабавиться, а потом посмеяться вместе с тобой. Слушай внимательно. Женишься ты на мне или нет – не знаю. Но я не допущу, чтобы ты женился на ком-нибудь еще. Обещал – так держи слово.
– Это не в твоих силах. Ты живешь в выдуманном мире.
– О, ты можешь официально сочетаться браком или выбрать себе постоянную подругу, но «жить счастливо до самой смерти» ты не будешь. Если ты опять сойдешься с Лиззи, я исковеркаю твою жизнь, как ты исковеркал мою. Тебе от меня не скрыться. Я всегда буду с тобой, буду в твоих мыслях день и ночь, стану демоном и твоей, и ее жизни Она горько пожалеет, что вообще тебя встретила. Запугивать людей очень легко. Я это знаю, Чарльз, пробовала. И калечить людей легко, и лишать их душевного покоя, и убивать их радость. Я не потерплю твоего брака, Чарльз. Если ты женишься на Лиззи или осядешь с ней прочно, я поставлю себе целью отравить твою жизнь, и это будет очень легко.
Она отняла руку. На рукаве моей рубашки выступило пятнышко крови. То не были бредовые выкрики ревнивой женщины. То была ненависть, а ненависть способна умерщвлять, у нее своя магия. Розина обладала и волей и силой, чтобы привести свою угрозу в исполнение. И при этой мысли меня кольнула догадка, что именно за эту черную волю, только иначе направленную, я и полюбил ее когда-то. Она уже опять улыбалась, обнажив свои белые рыбьи зубы.
Я заговорил рассудительным тоном, который не обманул ее, потому что она чувствовала, что мне страшно: