Моральное животное - стр. 5

По сути, эволюционные психологи занимаются поиском «второго дна», более глубокого тождества нашего вида. Сначала антрополог выявляет повторяющиеся, универсальные мотивы в разных культурах, эдакие «регуляторы» человеческого поведения (жажда социального одобрения, способность испытывать вину и так далее), затем психолог смотрит, как они настроены у разных людей: у одного, например, «регулятор» жажды одобрения находится в комфортном положении «уверенный в себе», а у другого вывернут до мучительной отметки «абсолютно не уверен»; у одного регулятор чувства вины установлен на минимум, у другого – на максимум. И тогда психолог задает себе вопрос: «А от чего это зависит?» Генетические различия, несомненно, играют определенную роль, но гораздо важнее не они, а генетическая общность, которая закладывает общевидовую программу развития, основанную на способности человеческого разума впитывать информацию из социальной среды и формироваться под ее воздействием. Как ни странно это прозвучит, но именно изучение генов позволит нам осознать роль среды.

Человеческая природа являет себя в двух ипостасях, обе из которых по естественным причинам выпадают из нашего поля зрения: одна настолько всеобъемлюща и очевидна, что воспринимается как само собой разумеющееся (например, чувство вины), другая порождает различия между людьми в процессе взросления (например, калибрует чувство вины) и поэтому не регистрируется нашим сознанием. Таким образом, мы имеем целую систему «регуляторов» и механизмов их настройки, но даже не подозреваем об этом.

Есть и еще одна причина подобной слепоты – базовая эволюционная логика закрыта от рефлексии. В ходе естественного отбора наша истинная сущность оказалась скрыта от самосознания. Как верно заметил Фрейд, мы игнорируем наши самые глубокие побуждения, причем настолько хронически и тотально, что он даже и не представлял.

Эта книга затрагивает многие поведенческие науки: антропологию, психиатрию, социологию, политологию, однако в центре ее – эволюционная психология, молодая, не закосневшая еще дисциплина, амбициозно замахнувшаяся на новую концепцию сознания. Она позволяет нам поставить вопрос, который бессмысленно было обсуждать в 1859 году, после публикации «Происхождения видов», и сто лет спустя, в 1959 году: чем теория естественного отбора может быть полезна обычным людям?

Способно ли эволюционное понимание природы человека помочь нам достигать жизненные цели? Ставить их? Отличать достижимые от недостижимых? Выбирать достойные? Станет ли нам проще отсеивать мешающие моральные импульсы, если мы будем знать, как они формировались в процессе эволюции?